Космос. Марс - Никита Андреев

Андрей вытер грязным рукавом лоб. Кожа на лице чесалась.

— Ты же сам сказал открутить эту гайку, я открутил ее. Ты сам сказал.

— А почему ты не спросил, зачем нужно откручивать именно эту гайку?

— Я не… Ты же сказал.

Андрей заплакал.

— А что если я ошибся?

— Но ты не можешь ошибаться, — сквозь слезы прокричал он.

Дед протянул руку. Андрей отдал ему ключ. Дед затянул трубку обратно и прикрутил гайку. Закончив, он сказал:

— Все люди ошибаются. Никогда не верь на слово. Сомневайся.

Эту ночь они провели в гостинице. Андрей просидел в ванне почти час, оттирая черноту с лица. Когда он вышел, на столике, на который то и дело наведывались тараканы, стояла шахматная доска. Фигурки располагались по одной линии и смотрели прямо перед собой. Они были с любовью вырезаны из дерева, а на донышке имелся магнит, чтобы можно было играть на неровной поверхности. Ни у одной фигуры не было точной копии, даже пешки имели небольшие, но заметные различия между собой — у одной на круглой головке надета высокая шляпа, как у Скруджа Макдака, у другой теннисная кепка, у третьей копна волос.

— Садись, я научу тебя, — сказал дед.

Андрей сел.

— Это пешка, — указал он. — Многие ошибочно считают ее самой слабой фигурой. С стороны это кажется так, она не видит дальше одной клетки, не может повернуть назад, или шагнуть вбок — это делает ее самой незаметной фигурой и в этом ее сила. Пешка единственная фигура, которая может стать ферзем. Поэтому никогда недооценивай ее. Не повторяй ошибок политиков.

— А кто такие политики?

Дед указал на две центральные фигурки на ближнем к нему ряду — самые высокие и красивые, их так и хотелось подержать в руках. Но больше всего Андрею понравился конь. Он никого не боялся, его не пугали преграды, он просто перешагивал их, оставляя за собой завистливые взгляды других фигур. Никто не мог предугадать его перемещение.

— Когда-то мы также играли с твоим папой. Он был чуть старше тебя.

— Он не говорил, что умеет играть.

— Он так и не научился. Но что не сделал он, сделаешь ты.

— Почему, деда?

— Потому что сын всегда должен сделать больше чем отец. Это закон.

— То есть папа сделал больше чем ты?

Дед улыбнулся, снес слоном ферзя Андрея и остановился в двух клетках от короля.

— Шах и мат.

— Еще, — завопил Андрей.

— Как скажешь.

Черные снова ринулись в бой на белых. Фигурки говорили друг с другом голосом Андрея: пешки обсуждали лобовую атаку, кони ржали, зазывая остальных в бой, слоны напирали сзади, а политики, как полагается отдавали приказы.

Они играли до поздней ночи.

Это был последний раз, когда приезжал дед. Потом Андрей спрашивал отца, почему тот больше не приезжает. Отец отвечал, что у деда слишком много дел. Уже спустя годы он узнал, что дед погиб, когда пьяный подросток, угнавший у отца машину, вылетел на встречную полосу. Уходя от столкновения, дед свернул в кювет, машина перевернулась. Ценой своей жизни он спас пьяного личаха от смерти.

Молчанов настоял, чтобы шахматы включили в обязательную часть эфира. Он был как никогда упрям, и Бальтазар сквозь зубы согласился на одну трансляцию в неделю. Соперников Молчанов не выбирал, они сами обращались к нему, а он никому не отказывал. Одну партию транслировал эфир, остальные он играл перед сном, без зрителей. Первую трансляцию смотрели сорок тысяч человек, вторую уже сто девяносто тысяч, на сто девяносто больше чем было зарегистрировано на последнем шахматном портале в Сети.

Почему Света не приходит на встречу?

Виртуальная локация парка точно соответствовала той в которой он сделал ей предложение. Он тщательно воссоздал погоду: дождевые облака затянули полуденное небо, дул прохладный ветерок с востока, стая грачей рисовала в небе замысловатые фигурки. Тогда она была одета в легкую куртку, он обнял ее и хотел прижать к себе. Она противилась, не любила проявлять чувства в общественных местах, называла это «показушными телячьими нежностями». Они смотрели как дети играют на детской площадке: маленький мальчик лет четырех собирал полные кулачки песка, подходил к пруду и швырял песок в воду, утки, ютившиеся неподалеку отплывали, а потом снова возвращались поклевать хлеба, которым кормили другие дети. А этот мальчик опять подбегал сзади и швырял песок.

— Я тоже так делала, — сказала она. — Портила всем веселье.

Молчанов совершенно не готовился и не планировал, да и кольца у него не было, просто сказал и все, будто спросил прохожего время. Она ничуть не смутилась и спокойно ответила да. Они так и сидели неизвестно сколько времени и молчали, а потом пошли домой. Полил дождь, Молчанов промочил ноги, а потом долго болел, а она посмеивалась над ним.

Молчанов полетел в тренировочный модуль. По дороге он уже по традиции задержался у иллюминатора. Молчанов прижался лбом к стеклу и прикрыл лицо ладонями с боков чтобы изолировать свет от фонарей модуля. Землю он узнал сразу. Родная планета уменьшилась до размера горошины, а совсем скоро она превратиться просто в точку, станет очередной рядовой песчинкой на гигантском пляже вселенной, абсолютно обыденной и не интересной. Будь Молчанов инопланетянином, не обратил бы на захолустную песчинку никакого внимания, а ведь люди считают ее чем-то большим чем просто куском камня вокруг совершенно неприметной звездочки на окраине галактики. Ей богу, каждый считает свой дом чем-то особенным и теперь, вдали от него, Молчанов смог осознать это в полной мере. Сколько еще населенных миров во вселенной, миллионы, миллиарды? И каждый считает себя самым умным и прогрессивным, пока реальность не столкнет с другой цивилизацией, разделенной несколькими тысячелетиями, а то и миллионами лет эволюции. И тогда весь прогресс, все достижения покажутся не существенными, примитивными. Сегодня мы гордимся, что летим от одной планеты к другой, а в масштабе вселенной всего-то движемся к соседней двери на одной лестничной площадке. Возможно есть и такие, кто путешествует меж звезд, пересекает галактики, постигает знания, недоступные нам еще миллионы лет. Для них мы, как марсианин с каменной дубинкой — представляем интерес исключительно анатомический. Нас с легкостью запрут в клетку, будут колоть иголками, заставят вставлять геометрические фигурки в подходящие отверстия. Прав был Покровский.

Его обдало легким дуновением ветра. Кто-то беззвучно пролетел над ним. Он узнал Наку со спины.

— Почему сегодня без песен? — спросил он ей вдогонку.

Нака обернулась. Девушка выглядела расстроенной, синяки под покрасневшими глазами были темнее обычного.

— Привет, — она натянуто улыбнулась.

— В иллюминатор хорошо видно Землю, не хочешь взглянуть?

— В другой раз. Мне нужно… — Она прервалась. — У меня работа…