Не проспи любовь - Люси Китинг

В моем нынешнем апатичном состоянии лучшего места и придумать нельзя. Как и лучшего собеседника, чье поведение словно пародия на мою апатию. Иногда, глядя на чересчур радостных людей, я задаюсь вопросом: им и вправду настолько радостно, или они только притворяются, чтобы поднять дух? «Улыбнись – и почувствуешь себя счастливым», и все в таком духе.

Фигово, хочется мне сказать.

– В общем-то, нормально, – говорю я.

У нас дома за такой ответ можно остаться без ужина. Папа не любит слово «нормально», считает его каким-то неконкретным. Дела бывают либо «хорошо», либо «плохо». Прямо слышу, как он меня поправляет в своей вечной профессорской манере.

– Я опросил несколько твоих преподавателей – они говорят примерно то же, – кивает декан. – Особенно доволен мистер Леви.

Это вызывает у меня слабую улыбку. Возможно, Леви возомнил себя главным героем фильма «Общество Мертвых поэтов», но он и вправду умен, в этом ему не откажешь. И мне хотелось бы, чтобы он и меня считал неглупой.

– Идем дальше, – говорит декан Хаммер. – Не хотел загружать тебя сразу всем, но пора бы тебе пообщаться со школьным психологом. Он проведет профориентацию. Все остальные уже выбрали своего в начале прошлого года.

– Выбрали своего? – переспрашиваю я. – У вас что, несколько психологов?

Декан Хаммер вновь торжественно кивает.

– Еще одно преимущество школы «Беннетт», – говорит он так, будто рекламирует программу автомобильной страховки, в которую сам не верит. – Сказать по правде, у нас их четверо. Большинство из них полностью заняты, но не переживай, я нашел для тебя подходящую кандидатуру. У нее есть немного времени.

По пути к кабинету Делилы Уизерби я уже чувствую, что она, как и я, не на своем месте. Во-первых, ее кабинет находится не в административном крыле, а на чердаке Центра искусств и творчества, и для того, чтобы постучать к ней в дверь, мне приходится протиснуться между манекенами в модных нарядах, забытыми скульптурами и сломанными мольбертами. Кстати, тут пахнет ладаном, а из-под двери слышатся звуки флейты – там кто-то слушает нью-эйдж.

Делила распахивает дверь почти мгновенно.

– Элис, – говорит она, склонив набок голову и широко раскинув руки.

Я не сразу понимаю, что надо ее обнять. Обнимаю. От нее пахнет пачули. Она отстраняется, но не убирает рук с моих плеч, и шепчет:

– Добро пожаловать.

Делила заводит меня в кабинет. Волосы у нее волнистые, лицо румяное и блестящее, ходит она босиком, подол длинной льняной юбки волочится за ней по полу.

– Присаживайся, – говорит она и кивает в угол, наливая чай. Я присматриваюсь, но не вижу стульев. А потом замечаю на полу подушки.

– Итак, – говорит Делила, когда мы усаживаемся, скрестив ноги и держа в руках по маленькой чашечке ароматного зеленого чая, – кто такая Элис Роуи?

– Кажется, я не вполне понимаю вопрос, – говорю я.

– Вот именно, – кивает Делила, и это запутывает еще сильнее. – Я знаю, что ты встречалась с деканом Хаммером и вы говорили об успехах в учебе. Поздравляю, кстати, – она сжимает мое колено. – Но хочу спросить: а еще что?

– В смысле? – спрашиваю я.

– А еще что есть в Элис? Какие у тебя интересы? В какие клубы ты вступила? С кем ты общаешься? Как видишь, «Беннетт» – замечательная школа, но, чтобы поступить в хороший колледж, тебе нужно знать, что ты из себя представляешь. Я всегда призываю учеников стать внимательнее к себе. Сосредоточиться, обращать внимание на свои симпатии и антипатии, на свои поступки, чтобы разобраться в себе.

Ей вряд ли понравится круг моего общения, потому что последнее время он ограничивается главным хулиганом школы Оливером, папой, уже немолодым нейробиологом, престарелым бульдогом Джерри и блистательным Максом Вулфом, но только в подсознании. Я поражаюсь тому, что Делила с деканом Хаммером одновременно очень разные и удивительно похожие. Так недолго и спросить у меня, какую я предпочла бы надпись на собственном надгробии.

– По-моему, в клубы уже поздно записываться? – несмело говорю я. – Я толком и не думала об этом…

Делила изучающе смотрит на меня, то и дело кивая. От ее взгляда мне становится неуютно, я смотрю в окно и вижу Сержио и Брунгильду, которые глядят на меня с дерева. Сержио приветственно поднимает крыло, и они оба улетают.

Что за… Это что, сон? Я несколько раз моргаю.

– Ладно, а чем ты занималась в старой школе? – спрашивает Делила.

Проводила собственные исследования. Ходила в музеи. Играла в шахматы с какими-то старичками в Центральном парке. Не давала Джерри сожрать всех уток в пруду, в чем добилась только 98-процентного успеха.

– Я много времени провела вне дома, – говорю я. И вдруг осознаю, что это звучит так, будто я вовсю шаталась по подворотням и наркоманила.

– Очень полезная информация! – кивает Делила. – У нас тут есть клуб любителей походов. Часто куда-нибудь выбираются с палатками, поднимаются на местные горы…

Я в ужасе смотрю на нее.

– Нет же, я не об этом. Просто я выросла в Нью-Йорк-Сити.

Делила поднимает брови.

– Да ты космополит! – говорит она. Потом тянется к книжной полке, что висит рядом, и вынимает из нее гигантскую стопку листовок. – Вот, просмотри-ка. Может, что-нибудь тебя вдохновит.

– Можно я возьму их с собой, а клубы выберу позже? – спрашиваю я.

Можно я возьму их с собой и выброшу в мусорку? – думаю я.

Делила многозначительно улыбается.

– Я бы хотела, чтобы ты выбрала три клуба, перед тем как уйти. Обещаю, ты найдешь варианты себе по душе. У нас тут, в «Беннетте», более сорока разных клубов и обществ.

Просматриваю листовки, вижу надпись «Общество начинающих жонглеров».

– Даже не сомневаюсь, что найду, – говорю я, переворачивая листовку. – Когда-нибудь.

В одном из редких писем из Африки мать рассказывала о немецком исследователе, который в 1878 году описывал свое путешествие по мадагаскарским джунглям под предводительством племени мкодо. Он рассказал, что своими глазами видел, как гигантское дерево, формой напоминавшее ананас, задушило и переварило женщину: оплело щупальцами ее тело, медленно завернуло ее в свои гигантские листья, как в смертельный кокон, и… – моему воображению тут же представились фильмы ужасов пятидесятых годов с плохими декорациями. Потом, правда, выяснилось, что в реальности ничего этого не было – ни прогулок по джунглям, ни племени, ни даже самого исследователя, но многие до сих пор верят в существование растения-людоеда.

И вот теперь, сидя на лавочке внутри оранжереи, красивого старого здания из стекла и зеленого металлического каркаса, я заявляю, что тоже в это верю. Потому что в одном из дальних углов оранжереи стоит растение, которое будто смотрит прямо на меня. Кажется, что оно непременно меня укусит, если я подойду слишком близко. Наблюдаю за ним, и мне начинает казаться, что я вижу, как оно наклоняется к девочке в фиолетовой юбке, стоящей рядом, чтобы понюхать ее руку, – как Джерри принюхивается к угощению, прежде чем его сожрать. Но через секунду я снова смотрю на растение – оно стоит неподвижно, а девочка по-прежнему цела и невредима.