Свои чужие - Джина Шэй

Нет, Костя хорош. Там, где Варламов выел бы мне мозг чайной ложечкой, Костя сидит и молча слушает, барабаня пальцами по стеклянной столешнице. Думает. Хотя лучше бы обнял, право слово. Я бы спряталась в нем! От всего того, что меня сейчас одолевает, о чем даже говорить не хочется.

Объясняя, что случилось, я ощущаю, как пощипывает в глазах. Нет, я не буду плакать из-за Варламова, я уже разучилась это делать, но все-равно как-то не очень приятно. Облапал, гадостей наговорил и свалил. О, извинился перед уходом, будто это поможет. Будто это заставит меня забыть как я сама к нему прижималась, как обмирала в его руках. И хочется выругаться, потому что вспоминать об этом не только стыдно, но и блин, неожиданно волнующе, аж до мурашек.

Дослушав, Костя стаскивает с носа очки и сжимает переносицу пальцами.

— Почему не сказала, что сценаристом у Кирсанова работает твой бывший муж? — устало интересуется он.

Я пожимаю плечами. Почему-почему. Не хотелось мне об этом говорить. Я вообще не люблю говорить о Варламове и будь моя воля — я бы переселилась на отдельную планету от него, потому что он меня самым лютым образом бесит.

А как может не бесить этот смазливый оборзевший кобелище?

У него же есть его Верочка, какого черта вообще он вдруг решил полезть ко мне? Ведь идиоту же ясно, что все что было — было не для него. Нет же. А мне теперь чем отмываться? Где я возьму столько спирта, чтобы обеззаразить все места на моем теле к которым прикасались наглые лап Варламова?

— Только поэтому? — Костя поднимает брови. — Ты уверена?

— Ты издеваешься? — Устало уточняю я. — Нет, Костик, разумеется, я не уверена. Я ж с ума по нему до сих пор схожу, сплю и вижу, как бы прыгнуть в его постельку, снова забить на саму себя, простить ему его кобелиную сущность, завязать с издательствами и так далее. Мужик моей мечты, ты меня раскусил.

— Ладно, извини, извини. — Костя поднимает кверху ладони, а затем встает из-за стола и подходит к чайнику, щелкая кнопкой включения. — Просто пойми меня, как это для меня выглядит…

— Кость, ну, правда, не надо вот этого. Как оно выглядит? Я Варламова уже нахлебалась до горлышка. — Я качаю головой. — Как вспомню, как писала тайком, чуть ли не в туалете, лишь бы Димочка не заметил — так все. В глаза бы его не видела. Увы, он влез в этот фильм. А теперь — лезет ко мне.

— Знаешь, это ведь можно исправить, Поль. — Хмуро замечает Костя, придвигая ко мне чашку с чаем. — То, что он к тебе лезет…

— Ты знаешь, как вылечить кобелизм? — Саркастично интересуюсь я. — Дорогой, срочно патентуй это лекарство. И разбогатеешь, и кучу семей от разводов спасешь.

— Нет. Как вылечить кобелизм я не знаю. Да и бывшего твоего я бы лечить не стал. — Недовольно морщится Костя.

— И как ты предлагаешь это исправить? — скептически уточняю я. — Я не могу проломить ему голову, чтобы вправить мозги на место. И от контракта я отказаться не могу. У них там такая неустойка — я год свои гонорары буду Кирсанову перечислять, я уже прикинула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да нет, не надо тебе отказываться от контракта. — Костя нетерпеливо качает головой. — Просто нам с тобой надо пожениться, Поль.

Пару минут после этого заявления Кости я некоторое время сижу и просто на него смотрю. Вот это маневр… Не ожидала, вот правда.

— Костик, ты серьезно, что ли? — слабо спрашиваю я.

Костя вздыхает, переплетает пальцы на ладонях, и смотрит на меня в упор.

— Какой смысл мне такими вещами шутить? — терпеливо интересуется он. — Твой бывший явно не ощущает, что ты несвободна. Ты несвободна. Ты со мной. Что крепче женитьбы это для него очертит?

— Он и так знает, что у меня есть ты. Давно знает.

— Не очень заметно, чтобы до него это дошло. — Костя встает из-за стола и отходит к посудомойке, скрещивая руки на груди. — Поль, тебе с ним год работать. Минимум. Если съемки не затянутся. И все это время он будет считать, что может к тебе подкатывать? Серьезно — это смешно. Я так понимаю, он меня за мужика не держит. Но на него мне плевать. Но ты, Поль. Ты меня за мужика держишь вообще?

Ох, кажется, вот прямо сейчас мне аукнутся два года регулярного динамо и невыданные ключи от квартиры. Я гляжу в мрачное лицо Кости, в его нахмуренные глаза и прям вижу, что он на взводе. Ничего мне не забылось, пока я в ус не дула — у меня тут целый счет претензий скопился.

— Котик. — Я устало вздыхаю и встаю из-за стола, чтобы подойти к Косте. — Конечно, считаю, тут двух вариантов ответа нет.

Он дуется. Вот серьезно, это иначе и не назовешь. Стоит себе, деревянный и неприступный. Но парой поцелуев в подбородок удается разрешить и эту проблему. И вот уже Костя меняет положение рук, чтобы я прижалась к нему, а он опустил мне ладонь на поясницу.

— Тогда давай распишемся, Поль. — Серьезно произносит Костя. — И съедемся уже, наконец.

— Я не хотела торопиться с этим. — В ход идет мой последний аргумент. Честно — не так их у меня и много. Поди, попробуй, объясни нормальному человеку, почему ты не хочешь с ним съезжаться, но и расставаться тоже не хочешь.

— Поль, мы два года уже не торопимся. — Костя закатывает глаза. — Серьезно, еще чуть-чуть, и можно будет даже не планировать детей — к тому времени как мы решим, что готовы, пора будет выходить на пенсию.

— Я не настолько старая, — обиженно откликаюсь я.

— Поль, — я ощущаю раздражение в его голосе. Проблема из разряда — если я сейчас продолжу увиливать от ответа — и он выйдет в дверь вслед за Варламовым. И очень не исключено, что этим отношениям в моей жизни придет конец. А я … Я вроде бы не хочу этого. Костя удобен во всех смыслах этого слова. У него нет буйного темперамента, он уступчив, спокоен и не пытается меня подавлять. Ну и плевать ему на мои творческие успехи, он — карьерист до мозга кости. Вот там, на поле рекламных битв и продаж — он воин, герой и знаменосец. Соревноваться со мной в достижениях ему бессмысленно, это все равно что соревноваться друг с дружкой спортсмену и певцу.

Просто… Эх, кажется не выветрилась из меня вся эта дурь, и мне почему-то думается, что не такое уж это и романтичное предложение. Впрочем, ну вот нафига мне сдалась та романтика? Ну вот было у меня “романтично”. С серенадой под окном общаги журфака. С кучей шариков-сердечек, которыми подняли ко мне на третий этаж коробочку с кольцом. С взъерошенным идиотом, глядящим на меня влюбленными глазами, и целующим меня губами вкуса игристого вина.