Фантастес - Джордж Макдональд

Тугая струя воды вздымалась высоко вверх, с приятным, мелодичным шумом падала и разбивалась в каменной чаше, а потом, переливаясь через её край, ручейком исчезала в доме. Луна уже скатилась к западному краю горизонта, и высокие стены не пропускали её света во двор, но, должно быть, он освещался отражением какого–то чужого, нездешнего солнца, потому что струя фонтана, вспениваясь перед тем, как устремиться вниз, словно вобрала в себя лунные лучи и огромным бледным светильником висела высоко в ночном воздухе, рассеивая по всему двору нечто вроде неясного воспоминания о свете.

Двор был вымощен чередующимися ромбами красного и белого мрамора. Так уж получилось, что оказавшись в Стране фей, я с самого начала следовал за тем, что первым укажет мне хоть какое–то направление. Вот и сейчас я пошёл вслед за потоком воды, лившимся из переполненного фонтана. Он привёл меня к огромной двери, а потом свернул в низенькую арку возле ступеней и пропал из виду. За дверью простирался громадный зал с белыми колоннами, выложенный по полу чёрно–белыми плитами. Освещался он лунным светом, струившимся из окон в дальней стене. Потолка его я не разглядел. Стоило мне войти, и я тут же, как и раньше, в лесу, почувствовал, что кроме меня здесь есть и другие существа, хотя видно никого не было, да и они ни малейшим звуком не выдавали своего присутствия. С того самого времени, как я побывал в тёмной церкви Мрака, я почти перестал различать фей и эльфов, но при этом нередко ощущал их рядом, даже если не видел собственными глазами.

Хотя я знал, что рядом кто–то есть, и не сомневался, что опасаться нечего, мне стало довольно неуютно при мысли о том, чтобы ночевать в пустом мраморном зале, пусть даже изумительно красивом — тем более, что луна должна была зайти с минуты на минуту, оставив меня в полной темноте. Я осторожно пошёл вдоль стены в надежде отыскать дверь или коридор, которые, быть может, приведут меня в комнатку поуютнее, и тут мною овладело странное, восхитительное чувство, что за одной из бесчисленных колонн прячется та, что любит меня. Потом мне почудилось, что она неслышно следует за мной, перебегая от колонны к колонне, но в млечном свете не мелькнуло даже края её одежды, и я не услышал ни одного вздоха, говорившего о её близости.

Наконец я наткнулся на открытый проход и свернул в него, хотя впереди всё было темно и свет оставался позади. Я на ощупь пробрался вдоль стены и вскоре набрёл на ещё один коридор, в конце которого виднелся неясный проблеск света, слишком бледный даже для луны. Но в белоснежных стенах даже слабое, чудом заблудившееся в них свечение далеко освещает дорогу, и я пошёл вперёд по несказанно длинному коридору, пока не упёрся в дверь из чёрного дерева, на которой серебром были выложены какие–то буквы — от них–то и исходило увиденное мною мерцание. К моему изумлению — пусть я и находился в самой обители чудес — буквы сложились в знакомые слова: «Покои сэра Анодоса». Я не был ни дворянином, ни пэром, но всё равно рискнул предположить, что комната действительно предназначалась для меня, и без колебаний распахнул дверь.

Неожиданный свет на мгновение ослепил меня, но все мои сомнения тут же рассеялись как дым. В очаге, уложенные на серебряную подставку, пылали большие поленья, источавшие сладкий аромат, а стол с ярко горящим на нём светильником был богато накрыт к ужину, явно в ожидании меня. Однако больше всего меня поразило то, что комната эта была точь–в–точь такой же, как моя собственная спальня, из которой я и попал в Страну фей, последовав за ручейком, лившимся из умывальника. На полу лежал знакомый мне ковёр с узором из травинок, мха и маргариток; с окон водопадом ниспадали занавеси светло–голубого шёлка; в углу стояла старомодная кровать с ситцевым пологом, на которой я спал с самого детства. «Наконец–то я хорошенько высплюсь! — обрадовался я. — Тень не посмеет сюда войти!»

Я уселся за стол, недолго думая принялся за еду и снова обнаружил, что сказки говорят правду: вокруг меня всё время хлопотали незримые руки.

Довольно было одного моего взгляда, чтобы на тарелке словно само собой появилось то лакомство, которого мне хотелось отведать. Бокал мой то и дело наполнялся вином, которое я выбрал с самого начала, но стоило мне взглянуть на другую бутылку или графин, как передо мной тут же возникал ещё один бокал с новым питьём. Мне не приходилось так вкусно и обильно есть с того самого дня, когда я попал в Волшебную страну.

Когда я поужинал, невидимые слуги убрали всё со стола; насколько я мог судить, среди них были и женщины и мужчины, уж очень по–разному блюда и бокалы поднимались со стола и уплывали из комнаты. Потом послышался звук закрывающейся двери, и я понял, что остался один. Я долго сидел у огня, погрузившись в раздумья и спрашивая себя, чем всё это закончится, пока наконец, устав от размышлений, не отправился спать. Укладываясь в кровать, я наполовину надеялся, что наутро проснусь не только в своей комнате, но и в своём фамильном замке, выйду на знакомую земную лужайку, и Волшебная страна окажется всего лишь ночным видением. Мирное журчание воды в фонтане обволокло меня сладкой дрёмой, и я провалился в сон.

Волшебная причудливость строений

В чудесную манила глубину,

Великолепья тайны обещая,

Струилась тканью звёздно–золотой,

Светясь молочно на округлых башнях

Серебряными шпилями сверкая,

Блистая галереями террас,

Высоко вознесённых.

Вордсворт

Когда утром я пробудился от сна, не потревожившего меня ни одной грёзой, но оставившего после себя блаженное ощущение покоя, комната оставалась всё такой же родной и привычной, однако окна её выходили с одной стороны на незнакомый холм и долину, покрытые лесом, а с другой стороны — на мраморный двор и величавый фонтан. Теперь его верхушка сияла и переливалась в солнечных лучах, отбрасывая на землю дождь бледных теней от водяных струй, падающих в мраморную чашу. Как и полагается путешественнику, оказавшемуся в Стране чудес, на стуле возле кровати я обнаружил новую, чистую одежду — весьма похожую на ту, какую обычно носил дома; и хотя приготовленный для меня наряд заметно отличался от того, что я снял с себя вчера, он как нельзя лучше пришёлся мне по вкусу.

Я оделся и вышел. Дворцовые стены серебристо посверкивали на солнце. Где–то мрамор был гладко отполирован, где–то оставался матовым, а на макушке всех шпилей, куполов и башен красовались серебряные шары, зубцы и пики, точно сработанные из первосортного льда и так искрившиеся на солнце, что на них было больно смотреть. Я не стану подробно описывать читателю дворец и обнимавшие его угодья; скажу только, что здесь было всё: все радости леса и реки, лугового простора и уютной рощи, ухоженного сада, каменистых утёсов и цветущей низины вместе со всеми их обитателями, дикими и ручными, с птицами в ярком оперении, с неожиданными родниками, тоненькими ручьями и озёрами, поросшими тростником.

За всё утро я ни разу не вспомнил о своём злом демоне–тени, и лишь когда восторг сменился усталостью, обернулся посмотреть, где она. Её почти не было видно, но само её присутствие, пусть слабое и незаметное, отдалось у меня в сердце острой болью, заглушить которую не могли никакие прелести дивного дворца. Правда, я сразу же подумал, что, быть может, рано или поздно мне всё–таки удастся отыскать чудодейственное заклинание, которое избавит меня от злополучного спутника, чтобы я уже не был собственным двойником, человеком вне самого себя. Должно быть, здесь живёт сама королева Волшебной страны фей; уж она–то непременно освободит меня, и я с песней пройду по её земле до самых дальних ворот, которые выпустят меня домой.