Едоки картофеля - Дмитрий Бавильский

– Они приходили к нам, помнишь? Когда мы все вместе ели у нас на кухне вареную картошку?

– Да-да, кажется, помню, – промурлыкал муж, думая уже о совершенно другом.

В лихорадочном мелькании дней, когда приходилось делить время между привычными домашними обязанностями и встречами с "этим мальчиком", как Лидия Альбертовна про себя называла Данилу, она совершенно упустила из виду душевное самочувствие Мурада Маратовича, человека нервного и подозрительного.

То есть она, разумеется, иногда вспоминала о нем и пугалась возможности разоблачения, так как совершенно не представляла, чем оно может обернуться – не для нее, для семьи. Вот время от времени и спохватывалась, начинала громоздить чудовищную ложь, краснеть, стыдиться. Она знала, что муж воспринимает ее как косноязычную, не сильно развитую женщину, именно это, как казалось Лидии Альбертовне, ее и спасало.

Поэтому вопрос о спутнике на концерте застал ее врасплох. Для Лидии

Альбертовны уже давно встречи эти стали естественными, нормальными, она воспринимала их как важную часть зимы, даже и не представляя, как раньше могла обходиться без подобного тайного и насыщенного многочисленными невидимыми событиями времяпрепровождения.

На службе она казалась еще более рассеянной и за Ван Гогом следила значительно хуже, чем раньше за родными малыми голландцами. Ей все время казалось, что она разговаривает с Данилой, пытаясь объяснить этому младенчику всю свою предыдущую жизнь, полую, как ей теперь казалось, пустую. В мыслях ее он представал каким-то особенно чистым, возвышенным, точно лишенным тела, постоянно цитирующим стихи или слушающим музыку.

– В тебе много философии, а я этого не понимаю, – говорила она невидимому Даниле. – Ты все время думаешь об отвлеченном. А жизнь проста, незамысловата…

А он, точно в ответ, рассказывал ей, как однажды смотрел из окна поезда на бесконечный пейзаж, омытый дождем, и вдруг увидел сразу три радуги. Почему-то Лидии Альбертовне запомнился именно этот его рассказ, который выказывал особенность, исключительность Данилы: это ж надо, три радуги сразу. Отмеченный!

Она видела и понимала: им порой трудно разговаривать, нет общих тем, одного на двоих прошлого, одинаковых воспоминаний, не существовало и сближающей, сплачивающей работы. Не говоря уже о политических или там культурных пристрастиях – так далеки, что даже и представить трудно. Он любит минималистов, а она третий год подряд смотрит

"Санта-Барбару", у нее Пушкин и Евтушенко, у него… даже и не выговоришь. И тем не менее… И все-таки: случилось им в жизни так совпасть, а душам их соединиться, – значит, судьба?

Однажды он пришел на свидание в галерею грустный, понурый. Лидия

Альбертовна обеспокоилась: что-то в семье? дома? Оказалось, группа какая-то распалась, американская, что ли, "Смашин пампикнс", кажется, да? Вот уж поистине, что им Гекуба? Впрочем, школьником

Артемка тоже, помнится, плакал, когда от СПИДа Фредди Меркьюри умер.

Уж его-то Лидия Альбертовна теперь (из-за этого) точно знала. А еще про принцессу Диану, которую, тоже ведь жальче всего…

– Нет, ты не понимаешь, под музыку их двойного альбома я, кажется, первый раз любил…

Любил? Бедный мальчик, возможно ли такое? За несколько зимних месяцев она вдруг узнала такое огромное количество новых имен, названий, понятий… Информация валилась на нее горным снегопадом, мозг отказывался воспринимать подробности и излишки, и тогда она осваивала территории нового опыта как-то механически.

Данила тоже пытался, как мог, казаться понятным и заинтересованным.

Все время задавал вопросы об Артеме, расспрашивал о семье, но Лидии

Альбертовне казалось неловко и недостойно говорить с ним о "своих".

Тем более, к стыду своему, она вдруг поняла, что ничего не знает про

Артема, чем он живет, что из себя представляет. Сын вырос не очень разговорчивым, скрытым и угрюмым. Пропадал где-то постоянно, едва не завалил последнюю сессию. Курил безбожно, весь табаком пропах, комната, одежда. Что у него на уме?!

А тут еще Марина Требенкуль, что с работы, активно приставать стала.

У нее возникли с бойфрендом существенные трения, из-за чего она худела, ходила серая, глядела в пол, время от времени пытаясь посвятить Лидию Альбертовну в суть сердечных проблем. Приходилось слушать: залы находились рядом, Марина, случалось, была очень настойчива. К тому же несчастие добавило к ее аромату дополнительные светлые полутона, а для Лидии Альбертовны человек всегда начинался с запаха. Марина рассказывала и плакала, размазывая тушь по лицу.

Лидия Альбертовна даже не сразу и поняла, на что, собственно,

Требенкуль жалуется.

– Понимаете, с самого начала он предлагал мне это, но я думала, что это – игра, что потом все как-то образумится, войдет в норму… Но ему, кажется, понравилось, он и не думал делать это со мной как-то по-иному…

Лидия Альбертовна, перегруженная предчувствиями очередной встречи с

Данилой, слушает не слишком внимательно. Но Марине, кажется, не очень-то и нужно чье-то участие, главная цель – выговориться.

– Конечно, я понимаю, у каждого свои странности, свои тараканы в голове ("Ну, надо же, как молодежь нынче привыкла выражаться", выдергивает фразу из разговора Лидия Альбертовна, вновь погружаясь в радостные думки), но теперь я понимаю, что ему нравится делать мне больно, будто он берет меня каждый раз с силой?

– С силой? – механически переспрашивает Лидия Альбертовна.

– Ну, да, – радуется поддержке Марина. – Понимаете, сначала он мне объяснял, что поступает со мной так, потому что сильно переживает, что он у меня – не первый, понимаете? Ну, что у меня до него тоже были мужчины… Я же ему, дура дурой, все подробно о себе рассказала…

Ну, как обычно… Ну, дура: что с меня возьмешь, стрелец.

– Так, стрелец, значит? – Лидия Альбертовна почему-то улыбнулась.

– Я сначала думала: ревнует… Но он вполне уверен в себе, напорист и вообще дико обаятелен… Он объяснил мне потом, что не хочет встречаться во мне со всеми моими предыдущими мужчинами. – Марина всхлипнула, бесцветные ресницы ее затрепетали. – Поэтому вот он и предпочитает практиковать (Лидия Альбертовна внутренне поморщилась от такого канцелярского оборота) только анальный секс.

– И что? – не поняла Лидия Альбертовна, раньше ничего не слышавшая о подобном. То есть смысл сказанного снова ускользнул. Хотя слово

"секс" ее и смутило, но не так сильно, как раньше, еще полгода тому назад. – Что же вас, Мариночка, не устраивает, если парень вас любит и у вас есть с ним такая близость… Можно только радоваться…

– Вы думаете? – Марина с надеждой взглянула на собеседницу.