Голое платье звезды - Дарья Донцова

Старушка схватила устройство.

– Виктор Николаевич еще молод, слух он потерял не так давно, лет пятьдесят назад, по какой причине, не знаю, и тогда же ему вот эту ерунду сделали. Весь наш докторско-академический состав юноше давно объяснил: наука вперед ушла, нужно приобрести нормальный современный прибор. Но молодежь такая вредная, вечно со старшими спорит. Вот он и мучается из-за своей подростковой тупости. Ох уж эти молодые люди! Нет для них пророков в своем отечестве! Деточка, мне ваши глаза не нравятся, они оба одинаковые, а должна наблюдаться асимметрия органов зрения. Заходите как-нибудь, я ваши прелестные очи сделаю такими, как надо.

С этими словами бабуля вцепилась Виктору Николаевичу в волосы, дернула за них, повернула голову старичка и в секунду впихнула ему в ухо найденный мною аппаратик. Потом, не говоря ни слова, исчезла в своем кабинете. Я посмотрела на табличку, которая украшала дверь. На ней значилось: «Академик академии «Образование и медицина», доктор наук, профессор, окулист С.Г. Слонова». Мой взгляд переместился на соседние двери… Пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не расхохотаться. Похоже, на работу в эту клинику принимают только тех, чьи фамилии связаны с животным миром: Коровин, Слонова… а вон там кабинет дантистов Белкина и Зайцева.

– Ну вот, Софья Георгиевна вечно меня за волосы таскает, – пожаловался Виктор Николаевич. – Степан, как вы себя чувствуете? Паническая атака закончилась?

– Полностью, – заверила я, – ощущаю себя в полном здравии. Виктор Николаевич, вы сказали, что какая-то пациентка Коровина после того, как доктор съел ее диссертацию, выбросилась из окна.

– Глупый поступок, – кивнул дедок. – Клиника-то расположена на первом этаже. Ну, вывалилась она на тротуар, и что? Даже не ушиблась. Но у человека в момент помешательства мозг работает особым образом.

– Диссертация – это что-то вроде брошюрки? – уточнила я. – Один мой знакомый ее написал, а потом по почте рассылал по списку.

– Сейчас вы говорите про автореферат, краткое содержание работы, – улыбнулся дедок, – его членам Ученого совета, где защита предстоит, отправляют. Диссертация размером с книгу. Но ее никто из профессуры полностью изучать не станет. Да и автореферат-то не особо смотреть захотят. А почему вы интересуетесь, мой юный друг? Подумываете об ученой степени? В какой области, позвольте спросить?

– Меня удивили ваши слова «съел диссертацию», – улыбнулась я. – Стопку бумаги не так-то просто сжевать.

Виктор Николаевич взял меня под руку.

– Степан, ангел мой, это просто такой словесный оборот. Игорь Семенович мой научный руководитель, я под его началом вот уж скоро пятьдесят лет над кандидатской тружусь. «Съесть диссертацию» означает не допустить работу к защите. Э… э… поймите меня правильно, ученая степень не всегда свидетельство ума и таланта. Очень часто, даже слишком часто, всякие научные звания являются наградой за способность долго сидеть на стуле и писать не читаемую никем чушь.

Виктор Николаевич понизил голос:

– Степан, душа моя, вы милый мальчик, поэтому скажу: не ходите более к Коровину. У нас есть доктор Черепахов, вот он – прекрасный специалист. Но Семен Михайлович сейчас в командировке. Коровин же сидит тут, потому что является академиком. Сначала сей ферт занимался изучением воздействия разных препаратов на поведение человека. Потом у него случились большие неприятности – один пациент, которого Коровин чем-то попотчевал, покончил с собой. Поднялся шум, но жена Игоря Семеновича, дочь крупного чиновника, сей пожар затоптала и велела супругу переквалифицироваться, и с тех пор, с начала шестидесятых годов прошлого века, он занимается массажем. А также остеопатией, которой позже увлекся. Но подчас его дьявол в бок пинает, и он кое-кому говорит: «Все ваши проблемы со спиной идут от головы. Сначала надо ее на место поставить». И в результате этой постановки у больных часто случаются истерики, неадекватное поведение. Один пациент на Коровина с кулаками накинулся, а его аспирантка, милая такая девочка лет пятидесяти пяти всего, после того как научный руководитель ее труд в очередной раз разорвал, к окну кинулась. Да, Коровин – мастер человека до потери разума довести. Хорошо еще, что он капли Носорогова в воду людям не подливает.

– Капли Носорогова? – хихикнула я.

– Ничего смешного, душа моя, – вздохнул дедуля. – Господин Носорогов их еще до советской власти придумал. Снотворное[6] работало мигом после того, как человек выпивал чай, куда снадобье добавляли. Так-то лекарство не проглотить, противное очень, заварка же гадкий вкус отбивала. Нахлебается пациент – и вмиг баиньки захочет. Но скоро проснется, и начнутся у него галлюцинации, даже может увидеть привидение…

– Привидение? – повторила я. – Интересно…

– Ступайте, Степан, домой. Да не выдавайте меня на ресепшен, оплатите прием и удаляйтесь, – посоветовал дедушка.

– Коровин помог, да? – спросила Кристина. – Бодренько так прибежали. Докладываю: нет в Москве Веры Михайловны Черновой, она нигде не зарегистрирована. Люди с такой фамилией есть, конечно, но имя не совпадает.

– Но она точно находится в столице, – вздохнула я.

– Лешик, жених мой, предположил, что она квартиру снимает, а регистрироваться не стала, – звенела Светкина. – Такое часто происходит, поэтому в Москве жить очень опасно. Одна ночью через Битцевский парк не пойдешь!

– Одной и вечером через Битцевский парк ходить никогда не надо, – усмехнулась я. – Кристина, а вас как доктор Коровин лечил?

Светкина сгорбилась.

– Ой! Он сначала массаж делал. Не помогло. Как болело, так и ныло дальше. Потом таблетки прописал, розовенькие. У меня от них голова кружиться стала, желудок заболел, затошнило. Тогда врач сказал, что все мои проблемы от головы, надо ее на место поставить.

– И что он делал? – полюбопытствовала я.

Кристина поежилась.

– Сажал в кабинете на стул, ругал ужасно, обзывал тупой коровой, которая не может боль терпеть. Мне очень обидно стало, я даже плакала. А в конце концов он предложил: «В клинике вы большие суммы за услуги отдаете, но если будете ко мне домой ходить, в два раза дешевле выйдет. Вечером, с восьми до одиннадцати, я готов с вами работать». Я обрадовалась, Лешику сообщила, а он раскипятился: «На квартиру? В поздний час? Даже не думай! И вообще незачем к нему таскаться, раз толку нет». Пришлось бросить Коровина.

– Почему тогда вы меня к нему направили? – возмутилась я. – Говорили, что он помог.

– Так правда спина вылечилась, – сказала Светкина. – Я подумала: неприлично просто перестать появляться, надо врача предупредить. Зашла в кабинет, честно заявила: «Доктор, спасибо, но ни фига вы лучше мне не сделали, прощайте. Домой к вам не поеду. Лешик запретил, сказал, что это так же опасно, как через Битцевский парк ночью бегать». К двери уже пошла, и вдруг… В спину меня что-то как стукнет, как треснет, как вломит! Чуть не упала, еле-еле на ногах устояла. Оборачиваюсь и вижу – на полу книга лежит. Понятно стало: Коровин в меня толстущим справочником запустил. Попал промеж лопаток, и кости-то щелкнули. Опля! Ничегошеньки и не болит! Я подумала, что вы его тоже до бешенства доведете. Характер у вас вредный, придираетесь ко мне постоянно, недовольна всем, так что врач в вас непременно том швырнет. И – тря-ля-ля-ля! – спинку вылечит.