Игра без козырей - Дик Фрэнсис

— Я хотел бы поговорить с вами о том, кто стоит за попыткой захвата ипподрома в Сибери.

— Вы хотите... — Он озадаченно смотрел на меня.

— Да, сэр. Об этом невозможно говорить здесь, потому что в любой момент вас могут отвлечь. Если бы вы нашли двадцать минут после окончания соревнований...

— А какое отношение к Сибери имеете вы?

— Практически никакого, сэр. Но, возможно, вы помните, что последние два года я имел отношение к агентству Рэднора. Мы постоянно натыкаемся на факты, касающиеся Сибери, и мистер Рэднор подумал, что они могли бы вас заинтересовать. А я здесь в качестве его полномочного представителя.

— О-о, понимаю. Очень хорошо, Сид. Когда закончится последний заезд, приходите в комнату отдыха стюардов. Если меня там не будет, подождите. Хорошо?

— Да. Спасибо.

Я спустился вниз по склону, поднялся по железной лестнице в сектор трибуны, предназначенный для жокеев, посмеиваясь над собой. Полномочный представитель... Приятное и очень солидное слово. Много лет назад так именовали себя коммивояжеры... Конечно, они это делали шутки ради. Теперь все завели себе новые красивые титулы: представитель службы дератизации — вместо крысолова, представитель санитарной службы — вместо мусорщика. Почему бы и мне не последовать их примеру?

— Только идиоты смеются без причины, — раздалось у меня над ухом. — Какого черта у тебя такой довольный вид? И где ты болтался целый месяц?

— Только не говори, что скучал без меня, — усмехнулся я, не оглядываясь. Я и так знал, кто это.

— Лучший ипподром в Европе, — вздохнул Марк Уитни, тридцативосьмилетний тренер с разбитым, как у боксера, лицом, пострадавшим от бесчисленных падений во время скачек. Два года назад он снял жокейскую форму и с тех пор прибавил не менее трех стонов. У нас была уйма общих воспоминаний, мы соперничали во многих трудных заездах. Я очень любил его.

— Как дела? — спросил я.

— Ничего. Они чертовски улучшатся, если вон то проклятое животное придет хотя бы пятым.

— Думаю, у него есть шансы.

— Черт возьми, шансы-то есть. Только бы у него ноги не заплелись. Самая неуклюжая тварь на земле. — Марк поднял полевой бинокль и посмотрел на табло. — Опять старина Чарли не сумел сбросить вес... Этот парень из Плюмтри получает хороших лошадей. Что ты о нем думаешь?

— Он слишком рискует, — ответил я. — И когда-нибудь сломает шею.

— Уж кто бы говорил... Нет, я серьезно спрашиваю. Понимаешь, я хочу взять его. Как ты на это смотришь? — Он опустил бинокль. — Мне нужен жокей, который мог бы постоянно работать с моими лошадьми. А все другие, кто мне подходит, уже связаны контрактами.

— Что ж, не самый плохой выбор. По-моему, он иногда слишком работает на публику, но, безусловно, умеет ладить с лошадью. Будет ли он слушать то, что ты ему говоришь?

— Тут ты попал прямо в десятку. — Марк поморщился. — В этом вся загвоздка. Он всегда сам знает, как надо.

— Жаль.

— Можешь ты посоветовать мне кого-нибудь еще?

— Хм... А как насчет того парня, Коттона? Правда, он еще очень молод. Но он быстро учится...

Мы погрузились в оживленную дискуссию, а жокейский отсек постепенно заполнялся людьми, и лошади ушли на старт.

Был объявлен заезд на три мили, и в качестве фаворита в нем участвовала одна из моих бывших лошадей. Я наблюдал за ней, но мысли крутились вокруг судьбы ипподромов.

Несколько лет назад Сендаун одержал победу в борьбе с теми, кто предлагал покрыть его зеленые гектары маленькими коттеджами. У Сендауна могущественные друзья в совете города. Но ипподромы в Херст-парке, Манчестере и Бирмингеме отступили перед двумя убедительными аргументами: акционеры хотят получить доход, а людям нужны дома. И теперь вместо скаковых дорожек там высились кирпичные блоки многоквартирных зданий. Для того, чтобы избежать этого, ипподром в Челтенхеме был преобразован из частной компании, выплачивающей дивиденды, в бездоходный холдинговый траст. Его примеру последовали многие другие.

Но не Сибери. У Сибери было самое скверное положение. Как и у Данстейбла. Данстейбл сейчас — это аккуратные общежития для рабочих.

Большинство ипподромов Британии были или стали закрытыми частными компаниями, их акции нельзя купить постороннему вопреки воле акционеров. Но четыре — Данстейбл, Сибери, Сендаун и Чепстоу — остались открытыми компаниями, чьи акции свободно продаются на фондовой бирже.

Сендаун в этой борьбе вел честную игру, и власти города и графства отклонили планы застроить его земли пригородными коттеджами. Сендаун процветал, приносил хорошую прибыль, платил акционерам по десять процентов дивидендов и в настоящий момент был неуязвим. Вокруг Чепстоу было столько незастроенных земель, что по крайней мере сейчас опасность этому ипподрому не грозила. Но маленький Данстейбл зеленел, как оазис, в растущей промышленной зоне и стал одной из первых жертв.

Земли Сибери раскинулись на южном побережье, и со всех сторон их окружали уютные маленькие бунгало — осуществленная мечта пенсионеров, поглотившая все их сбережения. По двенадцать бунгало на акре земли — пожилые люди любят копаться в крохотных садиках. На землях ипподрома разместилось бы еще три тысячи таких домиков. Стоимость участка плюс шесть-семь тысяч за строительные работы: речь шла о сделке, превышавшей два миллиона фунтов стерлингов...

Моя бывшая лошадь выиграла, зрители приветствовали ее победу. Мы с Марком спустились по железной лестнице и направились к бару, чтобы отметить это дело.

— Пошлешь на следующей неделе лошадей в Сибери? — спросил я. Этот ипподром был ближе всего к конюшне Марка.

— Может быть, не знаю. Все зависит от того, как в Сибери пойдут дела. Но я могу послать лошадей и в Лингфилд и, пожалуй, пошлю их именно туда. Лингфилд выглядит гораздо более процветающим ипподромом, и владельцам лошадей он больше нравится. У Сибери теперь довольно сомнительная репутация. Ты не представляешь, каких трудов мне стоило уговорить старого Кармайкла послать его трехлетку на последние соревнования в Сибери. И что получилось?... Соревнования отменили, а мы в итоге не успели заявить лошадь на скачки в Вустере. Конечно, это не моя вина, но я уверял хозяина, что у лошади больше шансов выиграть в Сибери, и в результате его кобыла даром ела свое сено, а он проклинал меня на все лады. Теперь Кармайкл заявляет, что Сибери — проклятое место и ноги его там не будет. И еще несколько владельцев не любят Сибери. Я им говорю, что там прекрасные скаковые дорожки, но для них это не имеет значения. Владельцы лошадей видят скачки с другой стороны.

Мы допили и пошли к весовой. Лошадь Марка добралась до финиша пятой. Я увидел его, когда ее расседлывали — он сиял, как праздничный сервиз.

По окончании последнего заезда я направился в комнату отдыха стюардов. Несколько распорядителей скачек с женами и друзьями пили там чай, но лорда Хегборна с ними не было. Стюарды пригласили меня за стол, придвинули стул и начали обычную болтовню о скачках. Большинство из них в свое время выступали как жокеи-любители, один в недалеком прошлом был моим соперником, и я их всех хорошо знал.