Двойное отцовство - Таня Володина

— Ты всё правильно поняла.

— С такими чёрными буквами, напечатанными токсичной свинцовой краской?

— Именно!

— И ты собираешься её поджечь и вдыхать ядовитый дым?

— Точно!

— Ты тоже? — я обернулась к Илье.

Он пожал плечами:

— Мы выберем место, где букв поменьше.

— Ну уж нет, я против, — заявила я. — Я не буду курить отраву, мне ещё детей…

Я оборвала фразу, прикидывая, что можно использовать в качестве папиросной бумаги. Из бумажной продукции в студии водились лишь глянцевые журналы, которые приносил Лаврик для клиентов. Но многие из них предпочитали читать собственные телефоны. Изделия для чтения из настоящей бумаги сейчас мало кого привлекали.

Взгляд упал на открытую косметичку, из которой торчали карандаш для бровей и упаковка матирующих салфеток. Совсем недавно в модной индустрии разразился скандал: производителя матирующих салфеток обвинили в пропаганде запрещённых веществ. Мол, тонкую бумагу удобно использовать не только для устранения жирного блеска, но и для других целей. Производитель долго отнекивался, хотя лицо бренда неоднократно заявляло о своих пагубных пристрастиях (и даже лежало парочку раз в рехабах, пока окончательно не выздоровело).

— Кажется, я знаю, что нам нужно…

Я вытащила из упаковки невесомый листочек и показала мужчинам. Они выглядели такими ошарашенными, словно я достала из женской сумочки живого зубастого крокодила.

— Подойдёт? — спросила я и протянула бумажку Илье.

— Откуда у тебя это? — насторожился Макс.

— Маленький девичий секретик, — ответила я. — Ты, кажется, собирался варить кофе?

***

На журнальный столик, разделявший пространство между двумя диванами, Макс поставил чашки с кофе и тарелку с бутербродами: несмотря на посещение китайского ресторана, кое-кто остался голодным. Я погасила верхний свет, включила неяркий торшер и плюхнулась на диван к Максу. Он тут же сграбастал меня в объятия, словно мы сидели вдвоём в джакузи. Я напряглась от неловкости, но вскоре расслабилась и уютно устроилась на груди мужа. Илья уселся в одиночестве напротив. Его глаза блестели.

Он раскурил сигарету и передал Максу. Тот поднёс её к моему рту. Я осторожно втянула в лёгкие горячий дым и задержала дыхание. Ну и гадость! Я закашлялась:

— Завтра голова будет чугунной.

— Я приготовлю тебе витаминный коктейль из клубники, — пообещал Макс.

В этих посиделках — в полутёмной запертой студии, наедине с двумя мужчинами, один из которых предлагал мне секс втроём, а второй не скрывал своего влечения — было что-то невыносимо чувственное. Внизу живота сладко сжалось. Я непроизвольно поёрзала, и Максу передалось моё настроение. Он повернул мою голову к себе и поцеловал в губы — долго, с языком, бесстыдно, учитывая, что в двух шагах от нас сидел посторонний мужчина.

Выглядело это, наверное, чудовищно вульгарно и провокационно. Я с трудом разорвала поцелуй и с чувством вины взглянула на Илью. Не стоило целоваться на глазах одинокого человека! Это всё Макс с его дурацкими фантазиями! Илья тоже посмотрел на меня, затянулся и рассеянно потёр губы пальцами. Как будто они горели или жаждали прикосновений. А потом улыбнулся:

— Вы безумно красивая пара, ребята.

— Ты тоже ничего, — ответил Макс, едва сдерживая смех. — Правда, Оль?

Мы с Ильёй переглянулись и тоже начали смеяться — всё сильнее и сильнее, как будто Макс сказал что-то смешное. Отсмеявшись, я всё-таки ответила:

— Правда, Макс, правда. Илья очень красивый.

***

Это был полный релакс! Настолько гармоничное и счастливое состояние, что не хотелось его прерывать. Вот бы вечность валяться в объятиях мужа и вести глупые смешные разговоры! Но нас попустило, и пришёл голод. Мы накинулись на бутерброды и остывший кофе с аппетитом молодых здоровых зверей. Слопали всё подчистую, и Макс пошёл к холодильнику посмотреть, что там ещё осталось. Нашёл драгоценный сыр Лаврика, но мне удалось отобрать кусок и спрятать на дальней полке. Такое святотатство Лаврик бы нам не простил! За контрабандный итальянский сыр он мог убить.

Наступил вечер, но расставаться никто не спешил. Нам было комфортно вместе. Я перестала стесняться внимания двоих мужчин, а они перестали выяснять, кто из них альфа. Я с самого начала знала, что они оба альфы. Похоже, они пришли к тому же выводу.

— Так ты покажешь свои работы? — спросил Илья.

— Она обещала показать тебе «Открытое тело»? — удивился Макс.

Он знал о моём проекте, но я отказывалась показывать фотографии, пока всё не закончено. Я вообще никому не показывала снимки людей, которые согласились выставить на всеобщее обозрение свои несовершенные тела. Как будто оберегала их приватность.

— Да, — ответил Илья.

— А мне нет.

— Это из-за пальца, — пояснил Илья и показал левый мизинец.

Это правда. Я хотела, чтобы Илья перестал считать свой несчастный палец уродством, поэтому и заговорила о проекте «Открытое тело». Макс хмыкнул и придвинулся к Илье:

— А я и не замечал. Где это тебя угораздило? Опасные игры с лобзиком?

— Восхождение на Эверест.

Макса передёрнуло, он заговорил глухим голосом:

— Жуткое местечко этот ваш Эверест. Представляешь, ты здесь, в Петербурге, а где-то там, на вершине величайшей в мире горы, остался кусочек твоей плоти. Ты ощущаешь с ним мистическую связь?

— Макс! — прервала я.

Похоже, его ещё не отпустило, иначе он бы не обсуждал мёртвые кусочки на вершине Эвереста. Но Илья спокойно ответил:

— Мой палец остался в Мариинской больнице, Макс. Три остановки на метро от того места, где мы сейчас находимся.

— Вот чёрт! А могло быть эпично, как еврейское жертвоприношение крайней плоти. Символ завета между богом и людьми.

— Ничего эпичного. Просто обморожение.

— Ты прагматик до мозга костей, да? Не веришь в таинства, культы и всякую мистику?

— Я верю в чёрного альпиниста, — сказал Илья серьёзным тоном. — Но ему пальцы не нужны.

— А что ему нужно?

— Жизнь.

По позвоночнику пробежали мурашки.

— Хватит обсуждать всякие ужасы! Сейчас я покажу вам свои работы. Приготовьтесь, мальчики, это будет ню.

— Ню? — переспросили оба.

— А чего вы ожидали? Речь идёт о красоте, принятии своих особенностей, сексуальности. Освободите один диван.

Я принесла из подсобки фотографии на пенокартоне — девяносто на шестьдесят сантиметров, уже подготовленные для галереи на первом этаже «Депо». Поставила их на пустой диван, прислонив к спинке. Направила свет. Присела к мужчинам, которые молча и без улыбок разглядывали снимки.