Двойное отцовство - Таня Володина

— Илья, проведи левой рукой по груди, как будто стряхиваешь воду. Теперь остановись! Посмотри на меня.

Отлично! Первый кадр готов!

Мы закончили съёмки в два часа ночи. На улице играла музыка, танцевали парочки — уже без жениха с невестой, но гостям и без них было весело. Вино, закуска, приятная компания — что ещё нужно для ночной тусовки? Лаврик снял ботильоны на каблуках, надел кроссовки и танцевал с женщиной лет пятидесяти, худощавой брюнеткой с ультра-короткой стрижкой. Со стороны они выглядели весьма… гетеросексуально. В движениях Лаврика исчезли всякая манерность и эпатажность. Он больше не вихлял призывно бёдрами. Он танцевал, как натурал, и очень бережно вёл партнёршу. Когда хотел, Лаврик умел очаровать не только мужчину, но и женщину.

Мы не стали его окликать.

Я отдала ключи Максу и рухнула на заднее сиденье джипа. Длинный день, начавшийся с секса на кухне, продолжившийся фотографированием котят и закончившийся съёмками голого покорителя Эвереста, окончательно меня измотал.

Макс сел за руль, Илья — на переднее сиденье. Они синхронно пристегнулись. Сзади я видела лишь их плечи и затылки.

— Куда тебя отвезти? — спросил Макс.

Илья кратко объяснил, где пришвартована баржа, на которой он временно обитал.

Машина тронулась, я устало прикрыла глаза. Макс включил радио и завёл с Ильёй разговор о том, как тот попал на баржу. Илья рассказал, что продал родительскую квартиру ради восхождения на Эверест, поэтому вынужден жить у друзей и знакомых. В этот приезд ему досталась целая баржа от приятеля, улетевшего покорять очередную вершину. Я уже слышала эту историю несколько дней назад.

Они беседовали тихо и мирно, порой музыка заглушала их голоса. Макс был прав, между ними не было агрессии. Будь у них больше времени, они бы стали настоящими друзьями. Но времени-то как раз и не было: Илья не собирался возвращаться в Питер после экспедиции в Гималаи. Для общения втроём нам оставалось чуть больше недели.

Низко рокочущие мужские голоса убаюкивали. В компании мужа и нашего нового друга (можно ли называть другом человека, который вызывает столько противоречивых эмоций?) я ощущала удивительное умиротворение. Словно маленькая девочка, которая одной рукой держалась за мамину ладонь, а другой за папину. В душе рождались гармония и целостность. Семья из трёх человек — классическая фигура, более устойчивая, чем союз двоих. Может, именно поэтому влюблённых тянуло обзавестись ребёнком? Чтобы ощутить гармонию?

Какие странные и опасные мысли приходили в сонную голову.

Илья не часть нашей семьи и никогда ею не будет.

— Милая, просыпайся, приехали, — послышался голос Макса.

Он стоял надо мной, склонившись, а я лежала на заднем сиденье, укрытая дорожным пледом. Под головой обнаружилась надувная подушка, которую я возила в машине на всякий случай. Видимо, этот случай наступил, и кто-то обо мне позаботился. Макс или Илья? Или оба?

— Мы уже дома? — спросила я.

— Да, я высадил Илью под мостом и приехал домой. Хочешь, я отнесу тебя на руках? — предложил он таким ласковым тоном, что мне сразу этого захотелось.

— Хочу, — я потянулась к нему.

Макс легко подхватил меня вместе с пледом, захлопнул дверь машины и понёс к лифту. В пустом ночном паркинге не было ни души, только носы автомобилей поблёскивали в полутьме. Шаги Макса гулко отдавались в тишине.

— О чём вы болтали? — спросила я, когда Макс зашёл в лифт.

— О жизни, о планах на ближайшее будущее, о каменном Яйце на Голубом озере, о том, какая ты красивая и талантливая.

Я фыркнула.

— Надеюсь, ты не предлагал ему секс втроём?

— Нет. И никогда не предложу. — Не выпуская меня из рук, Макс открыл дверь квартиры и шагнул в прихожую. — Но я понял одну важную вещь.

— Какую? — я спустила ноги на пол и повернулась к мужу.

— Секс втроём — не извращение. Это нормально, если люди доверяют друг другу и испытывают взаимное влечение. Ничего плохого или постыдного в этом нет.

В его голосе звучала искренность. И удивление, как будто раньше он считал иначе, а сегодня переменил мнение. Неужели двенадцать часов общения с Ильёй совершили этот переворот? Что происходило в душе моего любимого мужа? Какие демоны его терзали?

— Ты представлял наш секс втроём? — спросила я.

— А ты нет?

— Да, но это всего лишь воображение. Мы не сможем перешагнуть эту грань, Макс. Ты сойдёшь с ума от ревности, а я умру от стыда и раскаяния. Это разрушит нашу любовь.

— Или укрепит, — мягко сказал Макс.

Или укрепит, подумала я. Но вслух этого не сказала. Потому что за разрушение брака я давала 99,999 процентов, а шанс на укрепление был призрачен, как колодец с ключевой водой в Сахаре.

***

Утром на город обрушилась жара. Целых пятнадцать градусов!

Макс рисовал, сидя на кухне у окна. Во сколько же он проснулся? Или вообще не спал? На столе стояли три грязные чашки с остатками кофе и валялась упаковка итальянских сухариков с миндалём. Я обняла Макса и поцеловала в плечо — куда достала. Макс захлопнул альбом. Я не успела увидеть, что он рисовал.

— Какие планы на день?

— Съёмок сегодня нет, но мне нужно обработать фотографии. Съезжу в студию часа на три-четыре. Надеюсь, ты со мной не поедешь?

— Прости, любимая, на сегодня у меня другие планы, — ответил Макс таким тоном, словно я умоляла его поехать со мной.

— Отлично! Хоть спокойно поработаю.

— Поработай-поработай, — сказал Макс. — Но приготовься, в три часа я тебя заберу.

— Зачем? Куда?

— Папенька открывает сезон шашлыков и ждёт нас в своём загородном поместье.

— О не-е-ет, — проныла я, — только не шашлыки!

Каждую весну, в первый по-настоящему тёплый денёк, Михаил Семёнович Ольховский приглашал родственников и друзей «на шашлыки». То есть на ягнятину, мраморную говядину, осетрину, лососину, крабов и чёрную икру — всё что угодно, кроме шашлыков из свинины, потому что Михаил Семёнович свято соблюдал заветы бога, запрещавшего евреям кушать свинью и некоторых других земных тварей.

Я ненавидела эти обязательные весенние поездки! Не из-за чудовищного обилия еды и выпивки (которую добрый боженька не запрещал), а из-за гостей свёкра и его молодой жены. Я испытывала глубокую антипатию к Каролине Ольховской и её подружкам. Макс шутил, что я снобка, зануда и ненавистница милых провинциальных девушек, чья вина лишь в том, что их сиськи больше моих. Наглое враньё! Их сиськи были пришитыми в отличие от моих. Меня бесила в Каролине вовсе не внешность, а вульгарные манеры, алчность и прирождённый цинизм. Может, папе Максима и нравились такие качества в женщинах, но мне — нет.