Стеклянная женщина - Кэролайн Ли

Она вздрагивает.

– Я испугалась. Я думала, что это какой-то зверь.

Внезапно он хохочет, и она пугается.

– Да крыса, наверное. Придется снова пустить их на мясо, раз их шуршание так тебя пугает. – Он наигранно смеется, сверля ее настороженным взглядом. – Ты не поднималась по лестнице?

Она молча качает головой.

Он похлопывает ее по руке. Ладонь его холодна, челюсти сжаты, улыбка не касается глаз.

– Крысы бывают свирепы. Они могли тебя укусить.

Под платьем не видно, как дрожат ноги Роусы.

Он подбирает с земли косу.

– На чердак не поднимайся. Крысы опасны. – Он отворачивается. – Я вернусь, когда стемнеет, и мы сядем за nattverður вместе. Тебе бы этого хотелось, правда? – Она чувствует на себе его взгляд, осязаемый, как прикосновение.

По-прежнему не поднимая головы, Роуса решается украдкой посмотреть на него. На лице его не осталось и следа былого мальчишеского веселья. Губы превратились в бледную ниточку. Сжав рукоятку косы так крепко, что костяшки пальцев белеют, он яростно врезается лезвием в траву.

Роуса бегом спускается обратно по склону и набирает ведро холодной воды из ручья. Весь остаток дня она рьяно прибирается в доме, и воздух наполняется звуками ее учащенного дыхания, шуршанием метлы и повизгиванием скребка. Уборку здесь делали совсем недавно, но на выскобленный деревянный стол уже лег тонкий слой пыли. Когда Роуса выколачивает одеяла, из них, точно блохи, разлетаются семена трав с полей.

Кажется, мир ее мужа преследует ее повсюду.

Она направляется в хлев, говоря себе, что нужно задать корм скоту, но перед землянкой останавливается. Пабби часто бранил ее за любопытство. Предупреждал, что оно доведет ее до беды.

Дверь землянки заперта. Роуса пытается заглянуть внутрь через щели между стеной и окном, однако в темноте ничего не видно. В затылке у нее покалывает, но, обернувшись, она убеждается, что позади никого нет. Разве что вдали, у подножия холма, раскинулось кипящее жизнью селение. Наблюдая за хлопочущими людьми, Роуса замечает, что время от времени они останавливаются и поднимают головы, заслоняя глаза от солнца. Будто тоже что-то ищут. Некоторое время Роуса глядит на сельчан, но их суета и оживленная болтовня заставляют ее еще острее ощутить собственное одиночество, и она медленно бредет обратно в дом, к недоделанной работе.

Здесь, на севере, темнота расплывается по небу раньше, по крупицам вымывая свет и окрашивая все вокруг в оттенки серого. Поглощенная отскабливанием полов, Роуса понимает, как сильно стемнело, только когда ударяется затылком о край стола. Ночь уже запускает в дом свои студеные пальцы, и Роуса, потирая ушибленное место, откладывает тряпку, зажигает сальные свечи и греет руки в густом пламени. От запаха свечей скручивает желудок: за весь день она почти ничего не ела, кроме пары кусочков хлеба, которые взяла украдкой, пока готовила мужчинам dagverður. Она отрезает тонкий ломтик, намазывает его медом и ест, повернувшись спиной к hlóðir. Теплый хлеб напоминает ей о сенокосных полях.

Она подходит к двери и выглядывает наружу. Йоуна не видно. Лишь темная пустота ночи все крепче сжимает кулак.

Роуса поспешно зажигает лучину, бежит к лестнице и неловко взбирается наверх, держась за ступени одной рукой и боясь затушить дрожащий огонек неосторожным движением. Добравшись до двери, она подносит лучину к замку и тянет за скобу. Рука дрожит, пламя трепещет, Роуса дышит шумно и сбивчиво.

Дверь не поддается. Она разглядывает замочную скважину, ощупывает ее. Может статься, если раздобыть сломанную ложку или какую-нибудь железку, она сумеет…

Вдруг до нее доносится шорох, потом звуки шагов и голоса. Роуса так и застывает, но быстро соображает, что шум доносится снизу, с улицы.

Йоун!

Роуса задувает огонек и мгновенно оказывается во мраке. Она вынуждена спускаться наощупь в кромешной тьме, сердце колотится, в ушах звенит, руки соскальзывают со ступенек – где они, эти ступеньки? – и вот она уже в baðstofa, уже бежит в кухню, а голоса все ближе, и она зажигает свечу, достает баранину, и skyr, и хлеб. Буханка падает на пол, и приходится обтирать ее от грязи, и поэтому, когда Йоун и Пьетюр наконец входят, Роуса, запыхавшаяся, глядит на них широко раскрытыми глазами и держит хлеб перед собой, будто щит.

– Больше мяса нет. Извини меня, я думала… Этого мало. Завтра я схожу в селение, быть может, кто-нибудь из женщин даст мне баранины в обмен на хлеб или рыбу.

Веки у нее подрагивают.

Йоун качает головой.

– Этого покамест хватит. – Он окидывает взглядом ее раскрасневшиеся щеки и тяжело вздымающуюся грудь. – Тебе нездоровится, Роуса? Что-то случилось?

Она яростно мотает головой.

– Я добуду мяса завтра. Может, Катрин…

– Нет!

В голосе его звенит сталь, и Роуса вздрагивает.

– Нет, – повторяет он уже мягче. – Я не позволю тебе по чужим дворам шастать и едой торговать. Ты не какой-нибудь датский матросишка. Пьетюр зарежет овцу.

– Но я то и дело вымениваю что-нибудь пригодное в доме у других женщин. И мне бы хотелось посмотреть…

– Скоро ты освоишься и поймешь, что местные любят распускать слухи. Незачем подавать им лишний повод для кривотолков. – На лице Йоуна появляется и гаснет натянутая улыбка. – У тебя есть все, что нужно. Будет и мясо, если захочешь. Ты будешь довольна.

– Но… – Она стискивает юбки и делает вдох. – Мне хотелось бы завести подруг – не для того, чтобы сплетничать, конечно, я не стану говорить с ними о тебе, а только…

– Хватит!

Взгляд его непреклонен.

– Ты будешь делать, что я велю.

Роуса кивает. Она страшно устала. На руку капает слезинка, и она сердито смахивает ее.

Йоун сжимает ее пальцы.

– Нет нужды плакать.

Он делает несколько глотков brennivín, отправляет в рот гигантский кусок хлеба и шумно жует, глядя в тарелку.

– Ты устала, Роуса, и ты сама не своя. Но я прощаю тебе твое любопытство. Оно естественно. Я понимаю. Делай, как я скажу, – и я не буду сердиться.

И в этот миг, словно удар под дых, на нее обрушивается внезапная и безотчетная тоска по тесному домику в Скаульхольте, по возможности свернуться калачиком под одеялом и прижаться к маме. Они с ней тогда еще смеялись над тем, какие ледяные у них ноги. Они были голодными, озябшими и счастливыми.

Будто прочитав ее мысли, Йоун продолжает:

– Пьетюр наутро отправляется на юг торговать. По пути он заедет в Скаульхольт, чтобы свидеться с твоей мамой и привезти ей новых съестных припасов. Можешь написать ей, что у тебя все благополучно и что ты счастлива. У меня есть бумага и чернила.