Моя мачеха – землянка - Ольга Ивановна Коротаева

комнату, как дама аккуратно прикрыла дверь.

Отец и сын остановились, выжидающе глядя на меня, и я послушно присела:

— Приветствую.

«Мне же приказали угождать», — безрадостно подумалось при этом.

— Айканар желает поиграть с твоим зверем, — холодно сообщил иха.

— Что? — растерялась я, а потом несмело улыбнулась. — Вы о коте? Барсилий спит.

— Айк! — Неугомонное животное, услышав, что говорят о его персоне, спрыгнуло с кровати, на которой последние два часа изображало глубокий обморок, и подбежало к мальчику. — Где ты прятался? Я думал, тебя снова похитили.

— Барс, — шикнула я и опасливо покосилась на иха.

— Забирай и возвращайся к себе, — величественно кивнул тот, лениво наблюдая, как наглый Котовский точит когти о ковёр. — И помни, что обещал. Если я хоть одно слово услышу от магистра Сарда…

Он многозначительно качнул головой, и мальчик счастливо затараторил:

— Клянусь, он будет мною доволен! Спасибо!

Отодрав увлекшееся животное от многострадального ковра, он убежал так быстро, что только хлопнула дверь.

— А вы, оказывается, в воспитании не брезгуете шантажом, — невольно рассмеялась я.

Но выражение лица Такета оставалось каменным, и я поспешно убрала с лица улыбку.

— Простите.

«Угождать и быть милой», — напомнила себе про образец шестьсот тринадцать.

И, ощутив колкий морозец, пробежавшийся по коже, затаила дыхание.

Так уже вечер! Это спальня моего мужа. Его сын унёс кота, и теперь мы остались наедине. Прошлой ночью Такет исчез и не появлялся, но что будет сейчас? Ощущая неловкость, отвернулась к окну и проговорила:

— Отсюда красивый вид.

— Да.

Ответ раздался над самым ухом, и я едва сдержала испуганный вскрик. Резко развернувшись, упёрлась ладонями в грудь мужчины, не давая приблизиться ещё сильнее. Почему-то подумалось, что мужчина сейчас меня поцелует.

Иха сдвинул брови.

— Ты боишься меня?

В изумрудных глазах промелькнуло нечто, напоминающее пламя.

«Угождать и быть милой», — несчастно простонала я про себя и выдавила улыбку.

— Н-нет… — Понимая, как это прозвучало, смиренно вздохнула. — Да.

— Мне жаль, — серьёзно сказал он. — Я понимаю, что мои… — Он запнулся и едва заметно поморщился. — Мои прикосновения весьма болезненны. Но нам придётся продолжить, чтобы никому не пришло в голову оспаривать этот брак.

Мне вдруг стало неприятно, что он поморщился. Ему так противно меня целовать?

Впрочем, в следующее мгновение пришло понимание более важного. Оспаривать брак?! Значит, его могут отменить? И что потом со мной будет? Вряд ли отпустят. Но и казнить уже не станут? Или… Вопросы роились, жаля меня жуткими предположениями. И худшее из них — что, если я не успею заполучить образец шестьсот тринадцать?

Этого я допустить не могла.

Порывисто схватила мужчину за руку и выпалила:

— Если так нужно, я потерплю!

Зажмурившись, запрокинула голову и замерла в ожидании. Цепочка выводов выстроилась мгновенно. Поцелуи — боль — рисунок на коже, при виде которого беловолосая красотка Кнессэ превратилась в фурию.

Прикосновение лёгкое, как крыло бабочки, приморозило меня к месту…

Но больше ничего не произошло.

Удивлённо приоткрыв глаза, я заметила, что мужчина всего лишь убрал с моего лица выбившуюся из причёски прядку. И сейчас иха старательно поджимал губы, то ли злясь на меня, то ли… Ох! Он явно сдерживал усмешку. Зелёные радужки Такета так и искрились смешинками.

— Нам не обязательно спешить, — всё же произнёс он, и я ощутила, как щёки наливаются жаром.

Проклятая бледная кожа, которая всегда выдавала мои эмоции ярким румянцем, подвела и сейчас. Как бы ни пыталась скрыть смущение, для иха оно было как на ладони.

«Надо было обнять его, — запоздало подумала я. — Представить, что рядом со мной Эдан. Мой законный муж целует меня».

И что теперь? Не поведи я себя как девственница, иха добавил бы метке новых завитков и, как вчера, исчез из спальни. Я была готова локти кусать, ведь совершенно не представляла, как себя вести. Ведь Такет уходить не собирался, и его присутствие нервировало всё сильнее.

Облизав враз пересохшие губы, я хрипловато спросила:

— Тогда чем займёмся?

Иха вновь поднял руку и, едва прикасаясь, провёл по моим волосам. На пол посыпались драгоценные заколки и украшения для причёски, а локоны свободно рассыпались по плечам. Стало легко, но я не спешила благодарить иха. Вдруг он так же, дуновением магии, лишит меня и одежды.

— Тебе наверняка так и не удалось поесть, — внимательно рассматривая меня, предположил мужчина.

— И даже воды попить, — сокрушённо вздохнула я, не переставая, впрочем, следить за каждым его движением.

— Я так и думал. — Он подал мне руку. — Идём.

Я покосилась на его длинные аристократические пальцы как на клубок змей.

— Куда?

Такет выгнул бровь, взгляд его похолодел, и я обречённо ухватилась за ладонь мужчины. Другой рукой иха очертил перед собой круг, и перед нами заклубилось синеватое облако. Зажмурившись, я ступила в него, как прыгают в холодную воду.

«Угождать и быть милой, куда бы это ни привело».

Но по ту сторону портала нас встречал накрытый стол, кубки с вином и парящие чуть выше, будто светящиеся шары, ингары. И всё это великолепие было на площадке под открытым небом, вокруг которой царила непроглядная тьма…

Но так было на первый взгляд. Когда глаза привыкли после ярко освещённой спальни к полумраку, то я заметила вдалеке мигающие огоньки, а над головами раскинулось звёздное небо. Всё это великолепие искрило, переливалось, и создавалось впечатление, что я вдруг оказалась в бескрайнем космосе.

— Где мы? — заворожённо прошептала, будто боясь нарушить сказочную атмосферу. — Здесь глубокая ночь. Ещё недавно был закат…

— В родовом имении, — пояснил Такет. Он повёл меня к столу и даже галантно помог сесть, чего я никак не ожидала. Впрочем, сама в необъятном платье точно бы не справилась, а слуг не видно. — Я вырос здесь. Это смотровая площадка на самой высокой башне замка моего клана.

— Твой дом. — От потрясения я снова перешла на «ты». — Видимо, он очень далеко от королевского дворца.

— Да, — просто согласился он и сел напротив. — Попробуй, это лучший напиток, который производят только здесь. Распустившиеся цветы роззиссы заливают сладким сиропом, закатывают в бочки и выстаивают год или больше. Чем старее бочка, тем слаще нектар.

Наполнил кубок себе и мне.

— Этой, — пригубив, добавил он, — не менее двадцати лет.

Я послушно отпила немного и, зажмурившись, прошептала:

— Невероятно!

По нёбу разлилась чудесная терпкая сладость. Она была пронзительной, но не приторной, и безумно освежала. Можно было бы сравнить с цветочным льдом, но холодно не было. Проглотив чудесный напиток, я ощутила на языке ореховое послевкусие.

— Рад, что тебе понравилось.

Я замерла. Мне показалось, или иха почти улыбнулся? Нет, уголки его губ однозначно дрогнули, а в зелени глаз снова