Найди меня, любимый - Лори Макбейн

— Я, пожалуй, рискну испытать судьбу, — прервал Валентин конюха.

— Как хотите. Дверь не заперта. Хозяин в галерее. Вашей милости будет угодно, чтобы я распряг лошадей?

— Мы ненадолго.

Конюх пожал плечами и пошел прочь. Потом спохватился, вернулся, взял лошадей под уздцы и повел их в конюшню.

Двое господ в дальнем конце галереи не заметили появления нежданных гостей. Хартвел Барклай стоял, одной рукой упершие в бедро, и, глядя в окно, озирал свои владения.

— О, господин Барклай, этот портрет будет вершиной моего искусства, — восклицал художник, переводя взгляд с образца на холст и добавляя изображению свежей краски.

— За те деньги, что я тебе плачу, ты должен создать шедевр, не меньше, — ответил Барклай визгливым голосом, нелепым и странным для такого солидного мужчины.

Валентин остановился в нескольких шагах позади художника. Его присутствия по-прежнему никто не замечал. Взглянув на портрет, Уайтлоу понял, что нарисованный человек мало похож на оригинал.

Человек на портрете походил на греческого бога. Лицо неземной красоты в обрамлении вьющихся пшеничных волос. Красавец в шелковых панталонах, обтягивающих мускулистые ноги, стоял в непринужденной позе. Художник немало внимания уделял и другим деталям: богато украшенный гульфик, пропорции которого были значительно преувеличены художником, говорил о несомненных мужских достоинствах его обладателя.

В отличие от копии внешность оригинала была отталкивающей. Ни о каком римском профиле речи не шло. Нос у Хартвела был картошкой, глаза близко посажены, подбородок двойной, волосы — там, где они еще оставались (на макушке их не было совсем) — представляли собой неопрятную блеклую массу. Что же до весьма внушительного живота, то его не стыдно было запечатлеть в, так сказать первозданном виде. Что художник и сделал.

— Черт, у меня шея затекла. Время ленча уже, верно, прошло. Можно подумать, что ты церковь расписываешь, так у тебя долго дело идет. С меня пока довольно! — Желудок Хартвела Барклая вторил своему обладателю.

— Я тоже не против передохнуть, — согласился художник.

— Ты опустошишь все мои кладовые, — фыркнул хозяин. — У меня и так с тобой буфет опустел. Имей в виду, что, когда придет время расчета за работу, я учту все расходы. Попробуй только возьми за ужином второй кусок мяса! Хартвел подошел к портрету.

— Здравствуйте, Хартвел Барклай! Вы, я вижу, любезны и гостеприимны по-прежнему, — приветствовал его Валентин.

— Что… Кто это? — Толстяк подслеповато щурился, силясь рассмотреть находящегося в тени визитера.

— Валентин Уайтлоу.

— Какого черта тебя впустили? Говорил же, что твои проклятые путешествия меня больше не интересуют. Можно подумать! Мстит испанцам за то, что те потопили корабль моего братца! Они мне только одолжение сделали! Спасибо, что Джеффри больше не разбазаривает наследство! Он мертв! Я — новый хозяин Хайкрос!

— Может быть, и нет, — промурлыкал капитан.

— Что? Как ты смеешь являться в мой дом и говорить со мной подобным тоном? Может, тебя здесь и привечали, пока был жив Джеффри, но теперь я тут хозяин! И Хайкрос мой! Кто это с тобой? — спросил Барклай, подходя поближе. Но, разглядев турка, отступил. — Чужестранец! Язычник! Вон из моего дома, вы оба — вон!

— Я и не собираюсь здесь задерживаться.

— Если вы сейчас же не уйдете, я позову слуг. Куда они подевались? Одел! Одел! — завопил Хартвел. — Ты такой же, как он. Такой же наглый и бесцеремонный. Знаю, женщины ползают у твоих ног. Ходишь по Уайтхоллу будто какой наследный принц. И Джеффри был такой же. У него был Хайкрос. Он был красавец. У него было богатство и все прочее. О, как ему нравилось смеяться надо мной!

В голосе Хартвела звучала ненависть. Что с того, что предмет его ненависти давно лежал на дне морском!

— Как я мечтал, что однажды он сдохнет в море и я стану наследником Хайкрос! Молился об этом каждый день. Потом он женился на испанке. Думал меня одурачить, утащить Хайкрос у меня из-под носа. Сделал папистку хозяйкой моих владений. Но я посмеялся последним! Они все пошли на корм рыбам!

— Может быть, и нет, — протянул молодой человек. Хартвел Барклай покраснел. Недоброе предчувствие закралось в его сердце. Он быстро сообразил, что Уайтлоу приехал в Хайкрос не просто так.

— Что тебе надо?

— Ничего.

— Тогда почему «может быть, и нет»? Отвечай! Ну!

— Я думаю, тебе будет приятно узнать, что Джеффри Кристиан на самом деле мертв, — спокойно сообщил Валентин.

Хартвел Барклай смотрел на Валентина так, будто перед ним был сумасшедший.

— До тебя и впрямь новости доходят долго. Я знаю об этом уже семь лет.

— Да, но ты не знаешь, что Джеффри Кристиан успел высадить на берег жену и дочь, а с ними и моего брата. Только после этого «Арион» пошел ко дну.

Толстяк выглядел так, будто получил удар под дых.

— Врешь! Врешь! — заорал он, едва придя в себя. — Как смеешь ты являться сюда с такими известиями?! Одел! Одел!

Но никто не появился. Тогда хозяин Хайкрос кинулся на обидчика с кулаками, но Мустафа остановил его.

— Эта испанская шлюха и ее выродок не могут быть живыми! Хайкрос мой!

Валентин спокойно смотрел на беснующегося Барклая. Брезгливость была написана на лице молодого человека.

— Ты ведь собираешься привезти их в Англию, я знаю! Будь ты проклят! Одел! Одел!

Валентин, не желая больше присутствовать при столь безобразной сцене, повернулся к хозяину спиной и пошел к лестнице. Турок — за ним. Барклай ринулся следом.

— Они, верно, все передохли! Господи, семь лет! Они мертвы, мертвы! Ты напрасно потратишь время и деньги! Если ты за ними не поедешь, я щедро тебе заплачу. Я богат. Куда богаче тебя! Я могу дать тебе денег на другое плавание. Ты никого не сможешь нанять на корабль, если решишься плыть туда ради шлюхи!

Валентин с Мустафой спускались, не обращая внимания на вопли Хартвела. У подножия лестницы им преградили дорогу двое слуг. Мустафа, вращая глазами, вышел вперед. Северных людей так легко напугать. Сейчас он оскалит зубы, и те двое пустятся наутек.

Фарли и Фэрфакс Одел, один низкий и темный, другой высокий и светлый, во все глаза смотрели на двух джентльменов, спускающихся по лестнице. Человек со странной штукой на голове был явно не в себе. Переглянувшись, бравые молодцы, следуя древнему инстинкту самосохранения, поспешили убраться с дороги. Пусть хозяин сам разбирается со своими гостями.

— Остановите их! Остановите! — орал Хартвел.

Но Фарли и Фэрфакс были не дураки и дали деру.

Усмехнувшись, Уайтлоу покинул «гостеприимный» дом.

Но, уезжая из Хайкрос, он, казалось, слышал мерное, как стук лошадиных копыт: «Мертв… мертв… мертв…»