Код человека. Часть 1 - Ронни Миллер

разошлись. Квинт хлебнул воды из пластиковой бутылки:

— Ты слишком быстро сдался, старик…

Шпарте грустно улыбнулся, разглядывая этикетку на прозрачном пластике.

— Ты сам это сказал. Я старик, и с каждым годом всё сильнее замечаю это. Не угнаться мне за вами, молодыми.

Квинт усмехнулся:

— Брось, ты все еще в очень хорошей форме.

— Старость — это не только тело.

Шпарте отложил бутылку и посмотрел на Квинта.

— Через два года мне будет шестьдесят. Недавно пытался вспомнить, что же я сделал в жизни. Подвести, так сказать, итоги… Понял, что за шестьдесят лет у меня так ничего и не появилось. Нет ни дома, ни семьи, даже гребаного кактуса в горшке.

— В жизни налегке есть своя прелесть. Не привязан к месту. Гуляешь, как ветер.

Шпарте улыбнулся:

— Не скрою, я наслаждался такой жизнью, но люди меняются, Эдриан. Я понял, что могу не успеть пожить нормально.

«Кажется, он действительно постарел, — подумал Эдриан. — Стал сентиментален, склонен к рефлексиям».

— А теперь ты меня анализируешь. — Альф хлопнул его по плечу. — Вижу по глазам. Мне всегда нравилась эта твоя черта. Всегда ищешь, что же у людей под кожей.

— Ты нашел женщину? Хочешь остепениться? Хочешь уйти из Бюро?

— И эта въедливость мне тоже нравится. — Шпарте протер шею полотенцем. — Поэтому ты капитан, а я на подхвате. Нет, Эдриан, я ничего не нашел. Но знаешь, хочу найти. Почему нет? Новые ощущения.

Они посмеялись, но это был невеселый смех и неуютный разговор. Квинт знал, что Шпарте гораздо раньше уйдет из Бюро, если, конечно, Квинта не убьют на очередном задании. И все же, почему сейчас?

«Возможно, удачная охота распалит в нем былой азарт», — подумал он.

Когда Шпарте ушел, наступила очередь Лиз. С ней они обычно сражались долго и с упоением, пока синтетические мышцы не раскалялись от перенапряжения. Глаза у Лиз всегда горели. Квинт подозревал, что у него тоже. Под кожей прятался хищный зверь, что требовал охоты.

— А-а-а-а, я бы сейчас сожрала целого теленка, — простонала Лизбет. — Тебе взять?

— Разумеется.

Пока Апрентис спускалась до кафе, он успел принять душ и расположиться на матрасе вместе с планшетом Чес. Лизбет вошла без стука, шурша пакетами и коробочками.

— Читаешь?

— Улику, — откликнулся Квинт. — Наша жертва любила писать истории о любимой киногероине.

— Да ну. — Лиз поставила пакеты на пол, залезла на матрас и посмотрела на экран. — Наша девочка пишет фанфики? А какой фэндом?

— Лизбет, переходи на человеческий язык.

— Какой же ты иной раз темный. Слушаешь какой-то отстой, словно в диком поле вырос… Жрешь всякую дрянь.

— Да кто бы говорил. — Эдриан покосился на огромное ведро куриных крылышек и батарею соусов. — Так значит, писать истории о киногероях — это нормально?

— Я сама этим в школе баловалась. Капитан Бруклин, значит. Она любит супергеройское мыло.

— Расскажи.

Лизбет вольготно улеглась рядом с ним, подтянув к себе ведро крыльев.

— Ладно, слушай…

В течение нескольких часов они вместе читали фанфики, смеялись и поедали ужин.

— Каждая сцена секса — просто шедевр, — фыркнула Лиз. — Смесь акробатических этюдов и кулинарного шоу… Девочка плохо знает анатомию.

— Разумом она еще незрелый подросток. Хочет, но манифестирует желание через внешнюю вульгарность и пошлые истории, — задумчиво ответил Квинт. — Йорк, должно быть, понравился ей. Столько соблазнов, только протяни руку.

— Ты пытаешься что-то найти в этих бездарных текстах? — Лиз с удивлением на него посмотрела. — Серьезно, что-то помимо веселья?

Квинт задумался. Подход у него был весьма серьезный, и, надо сказать, он нашел много интересного. Вспомнил допрос: девочка находилась в клинике всю свою жизнь, и Митчелл говорил, что у нее своеобразные представления об эмоциях. Эдриан ожидал увидеть несвязный клубок текста с парадоксальными, неправдоподобными эмоциональными реакциями, но нет. Истории были ужасно наивны, местами смешны и неуклюжи, но все же вполне нормальные. Повторяющиеся мотивы. Чес явно ассоциировала себя с супергероиней, Капитаном Бруклин, сильной волевой женщиной со сверхспособностями. Она хотела быть такой же. Гнуть сталь голыми руками, управлять самолетом, уничтожать злодеев и спать с красавчиками-супергероями. Чес видела мир черно-белым, чувствовала себя его центром и безумно хотела выделиться. Хотела управлять ситуацией. Травма? Родители явно мешали ей самовыражаться.

— Я делаю свою работу, — ответил Квинт. — К тому же, я и правда узнал много интересного. Например, что свои истории она кому-то показывала. Некоторые куски выбиваются из стиля. Думаю, Митчелл нам соврал. Они были довольно близки. Может быть, трахались, я бы не удивился.

— Ты думаешь, он помог ей бежать?

— Не исключено. Кто-то из персонала помог Чес протащить в фургон микрозаряд, а затем подобрал ее. Может быть, Митчелл сотрудничал с какой-то йоркской мафиозной группировкой.

Квинт промолчал про другую странность. Герои историй всегда трепетали перед учителями и наставниками. Скорей всего, в клинике с ней плохо обращались. Куда смотрели родители? Или им было все равно? Тогда Чес — одинокий, нелюбимый ребенок, живущий в изоляции, пытающийся познать себя через яркие образы супергероев. На контрасте с белым пластиком вокруг, фильмы казались наполненными красками, эмоциями, впечатлениями. Она мысленно сбегала из палаты и совершала подвиги, а теперь сбежала насовсем, и, вероятно, не захочет вернуться. Однако придется. Без обид, крошка Чес. Нельзя, чтобы ты совершала «подвиги».

— Эй, ты опять меня не слушаешь!

— Я задумался.

— В последнее время ты слишком много думаешь, — пробормотала Лиз. — Ладно, не буду мешать.

Он схватил ее за руку.

— Истории плохо на тебя влияют? Обижаешься, словно маленькая девочка.

Лиз попыталась вывернуться.

— А вот и нет.

Квинт видел ее насквозь. Лизбет снова провоцировала его. Борьба и секс были для нее неразделимы. Достаточно заломить руку за спину, да так, чтобы больно, как она мокрела от желания. Может быть, ей нравилось, когда это делал именно он. Квинт старался не думать об этом. Они не должны слишком сильно привязываться друг к другу. Им хорошо, но это временно, впереди ничего нет. Лизбет и сама должна это понимать.

Они насытились ужином, насытились друг другом, но до утра было еще далеко, а текста еще слишком много. Лиз ушла спать в свой номер, оставив его один на один с бледно-серым светом квадратика перед лицом и множеством его отражений в стенах и потолке. В какой-то момент нить реальности ускользнула, и Квинт провалился в сон.

Мир пах озоном, гарью и спекшейся кровью. Полный рот соленого металлического варева, пленкой стянуло губы. Шлюха в прозрачном платье склонилась над ним, длинные пряди щекотали лицо, а он водил руками по гладкому латексу, расстегивал молнию… Кожа отходила от нее вместе с платьем, обнажая окровавленную плоть. Квинт покрылся испариной от ужаса, но тело уже не принадлежало ему. Оставалось только