Испекли мы каравай - Наталья Нестерова

Борис откинул одеяло и спустил ноги на пушистый ковер. Куча его мокрой одежды пропала. На полу стояли только чужие мужские тапочки. А на нем пижама в арестантскую полосочку.

— Очень мило, — буркнул он. — Теперь меня решили и раздеть по случаю.

Бабусе потребовалась еще какая-нибудь страшная работа. Гоняйся теперь по дому за ней, выкручивай руки, чтобы забрать свои штаны. И документы, между прочим.

Борис надел тапочки и вышел из комнаты. Он оказался в небольшом холле, в котором увидел шесть дверей. Он стал открывать их по очереди. Спальня, еще спальня, кабинетик, туалет с душевой кабиной. Вовремя встретился. Последняя дверь вела в зимний сад, который представлял собой веранду, застекленную с трех сторон и залитую светом предательского солнца. Кадки с растениями, полки с цветочными горшками, журчащий фонтанчик, обложенный крупными камнями и галькой. Этажерки с длинными ящиками для рассады. Кое-где уже пробились тоненькие зеленые побеги. Борис подошел ближе и прочитал табличку на одном из ящиков: «Гелихризум», на другом: «Лобулярия».

— Гелихризум вашу лобулярию! — проговорил он как ругательство.

Одна из дверей закрыта на ключ, торчащий с внешней стороны. Борис повернул его — вновь небольшой холл и лестница на третий этаж. «Мне туда не надо, вряд ли старуха спряталась наверху и для маскировки оставила ключ в двери», — подумал он.

Борис спустился вниз и присвистнул, рассматривая помещение. Он еще вчера понял, что живут здесь люди небедные, а старуха у них вроде сторожа-надсмотрщика. Но владельцы коттеджа еще и обладали недюжей фантазией или обратились к талантливому дизайнеру. По сути, весь первый этаж представлял собой единое помещение примерно в сто с лишним квадратных метров, и в то же время в нем было несколько разных комнат и секций, со стеллажами и мебелью. Потолок разноуровневый, в одном месте со стеклянной крышей. Поток солнечного света лился широким столбом в маленькую гостиную с плетенной из лозы мебелью. Столик между диванами — похоже, тот самый, на котором вчера был накрыт интимный ужин алкоголички. Теперь от пиршества и след простыл. В дальнем отсеке, затемненном, с низким каменным потолком, находился камин, на его полочке куча безделушек. Кресла у очага уже другого стиля — вольтеровские. За выгородкой из гладкого черного дерева библиотека — книги не на стеллажах, а в красивых шкафах, украшенных резьбой. Книг много, но рассматривать их было недосуг.

Он невольно потрогал дерево, вокруг которого вилась лестница, идущая на второй этаж. Вначале Борис решил, что оно мраморное, но, проведя по нему рукой, убедился — натуральное. Кто-то с невероятной тщательностью снял кору со всех ветвей кроны, отшлифовал каждый сучок. И теперь эта махина, устремившись вверх, наподобие атланта, держала потолок.

— Ау! — позвал Борис. — Мамаша, где вы? Отдайте штаны!

Старуха не отозвалась, Борис продолжил обследование помещения.

Несколько ступенек вниз — на них он едва не навернулся вчера в темноте, — и он попал на кухню. Современный мебельный блеск дубового шпона, граммофон вытяжной трубы из нержавейки над плитой. От столовой кухню отделяла длинная стойка бара с подсвеченным навесом, на котором ножками вверх бежали ряды фужеров.

Между кухней и гостиными Борис увидел две двери. Толкнул одну, слегка повеяло холодом, он прошел через тамбур и оказался на летней веранде, из нее, очевидно, они и выходили на улицу для похоронных мероприятий. Борис поежился от холода и вернулся в дом. Ни звука, ни шороха — как в заколдованном замке. Не преставилась ли старушка? Отправилась вслед за своими курочками и валяется где-нибудь. Где?

Борис открыл последнюю необследованную дверь. Маленький коридор привел его в большой. Три двери — две в торцах, одна прямо напротив Бориса. Сколько он уже дверей открыл за эту экскурсию? Та, что была в левом торце, привела в бассейн — небольшой, три на два метра, отделанный кафелем, вода в нем призывно голубела. Борис сбросил тапку и потрогал воду ногой — чуть прохладная. Сколько же надо электричества, чтобы обогревать все эти хоромы?

За дверью в правом торце оказался предбанник. Пахнуло разогретым паром. Так и есть — кто-то баньку истопил. Борис заглянул в парную. В предбаннике он обнаружил свои вещи — сухие, отутюженные, висящие на пластиковых плечиках. Грязные носки положены в пакет, а рядом покоятся новые, перехваченные у резинки бумажным ярлыком. Так-так, ему предлагают попариться. Чтобы тепленького в парилке… что? Что задумала сумасшедшая карга? Или она таким образом покаяния просит?

Борис вернулся назад и распахнул последнюю, третью дверь коридора. И почти сразу тихо прикрыл. Открывшуюся ему картину он наблюдал несколько секунд, и столько же она стояла у него перед глазами, когда он обескураженно топтался в коридоре.

Молодая женщина! Голая! Она стояла спиной к нему в ванной и сушила феном волосы, русые, с рыжинкой, пружинисто-волнистые. Однажды Галине в парикмахерской пережгли химической завивкой волосы, и они торчали мелким бесом, а на ощупь были проволочно-жесткими. А у этой голой девушки казались легкими и воздушными, как пух.

И все же дыхание Бориса остановилось не от лицезрения ее гривы. Две ямочки там, где спина переходит в ягодицы, — от них словно током ударило. Эту красивую спину из бледно-розового мрамора лепил античный скульптор, и был он явно сладострастником — оглаживая талию, надавил внизу двумя пальцами по обеим сторонам позвоночника, и получились ямочки — эротические капканчики на границе с возбуждающей возвышенностью.

Борис тряхнул головой, стараясь отогнать мысленное видение. Кто она такая? Подождать в гостиной, пока выйдет? Куда подевалась старуха? В кино пошла — хорошо бы и не возвращалась. Ему явно предлагалось принять баньку. Почему бы и нет? А потом? Суп с котом. Рассматриваем предложения по мере их поступления. Девушка только из баньки, случайно, а возможно, и намеренно, показала ему свою спинку — орудие мужской деморализации. Его вещички тоже сложила в предбаннике с намеком — помойся, дружок. Намек понят. В здоровом теле здоровый дух, или в чистом теле чистые помыслы. После лицезрения мраморной спинки он мог обещать только чистое тело.

Борис отправился в предбанник, сбросил пижаму и зашел в парную. Он любил баню, а парная в буржуинском замке с привидениями была знатной: работала и в режиме финской сауны, и как русская парная. Сначала Борис немного пожарился в сухой девяностоградусной сауне, потом отдохнул, укутавшись в простыню и подождав, пока пот перестал выходить из пор. Вылил из ковшика ароматную воду из ушата на камни, отхлестал себя веником. Хорошо бы рыжеволосая нимфа его попарила, прошлась веничком. Но нет, не удостоился чести.

Борис трижды заходил в парилку и дважды с гиканьем плюхался в бассейн. По коридору до бассейна шествовал голышом. Если девушка подсматривает — на здоровье. В свои тридцать восемь лет он хотя и потерял былую поджарость, но жирком не заплыл. Умеренная мужская волосатость, пропорциональное тело, рост средний, намечающееся облысение можно списать на природный сократовский лоб.

В ванной Борис нашел новый бритвенный станок — конечно, самый современный, с тремя лезвиями, пенку для бритья и лосьон. Вымыл голову шампунем «для мужчин на каждый день», который выбрал из батареи других, выставленных на зеркальной полочке. Воспользовался аэрозольным дезодорантом — теперь он благоухал чужими запахами чужого дома. Надел свои брюки, рубашку и джемпер, натянул новенькие носки. Готов. Что дальше в программе?