Александр Литвиненко и Полоний-210. Чисто английское убийство или полураспад лжи - Денис Гаев

Здесь интересно отметить, что г-н Некрасов невольно подтверждает выводы, сделанные нами в пункте 4.3: до понедельника (20 ноября) Литвиненко был хоть и в «тяжелом», но стабильном состоянии – а вот «после этого» он начал умирать «очень быстро».

Ну а по поводу «предсмертной записки» – Некрасов недвусмысленно заявляет о том, что:

• Литвиненко делал свое заявление на русском языке, и в присутствии вызванного адвоката;

• английская версия – это перевод текста оригинального заявления;

• заявление было сделано во вторник (т. е. 21 ноября), во второй половине дня.

Тогда возникает вопрос: так где же русскоязычный оригинал заявления? И (если он есть) где доказательства того, что его автор – именно Литвиненко? Если оригинал – аудиозапись, то где она?

Возможно, все эти вопросы безосновательны, т. к. другой бывший соратник Литвиненко – Гольдфарб – рассказывает нам в своей книге совершенно иную историю:

«…Мы помолчали. Потом он спросил:

– Какие у меня шансы?

– Врачи дают пятьдесят на пятьдесят, но у тебя ведь сильный…

– Знаю, знаю, – прервал он. – Я хочу сделать заявление на случай, если не выкарабкаюсь. Назову гада по имени. Аня не смогла, так я сделаю это за нас обоих. Ты напиши по-английски складно, а я подпишу. И пусть лежит у тебя на всякий случай.

– Хорошо, только мы его вместе порвем, когда ты отсюда выйдешь.

– Порвем, порвем. Значит так, поблагодари врачей, полицию, ну и напиши, что меня он достал, но всех не перетравит, и так далее.

…

На следующий день Сашина фотография, отражение страдания и героики последнего боя, разошлась десятками миллионов копий по всему миру. А его заявление, предназначенное к публикации после смерти, подписанное во вторник 21 ноября в присутствии Марины и адвоката Джорджа Мензиса, лежало запечатанным в сейфе адвокатской конторы на Картер-Лейн». («Саша, Володя, Борис…»)

Видно, что версия Гольдфарба решительно отличается от версии Некрасова. Прежде всего, по этой версии, никакого русскоязычного оригинала не существовало вообще. Если, конечно, не считать русскоязычным оригиналом слова «поблагодари врачей, полицию, и напиши, что он меня достал, но всех не перетравит». То есть, подлинным автором текста, который приписывается Литвиненко – является сам Гольдфарб. И единственным, что связывает этот текст с самим Литвиненко – является подпись последнего.

Очевидно, что из них двоих – Некрасова и Гольдфарба – кто-то говорит явную неправду.

Версия Некрасова плоха тем, что возникает вопрос: где же оригинал? Если Литвиненко писал завещание от руки (что, конечно, маловероятно) – это бумажный документ. Если он свое завещание надиктовал – это аудиозапись. До сего момента, мы не видели ни того, ни другого.

Остается еще третья версия, принадлежащая отцу покойного – Вальтеру Литвиненко. Который не так давно в телеинтервью программе «Вести недели»[26] сказал, что Литвиненко вообще не писал никакого завещания! Литвиненко до самого последнего момента считал, что «выкарабкается», и завещание «на всякий случай» вообще писать не собирался.

Лично нам самой правдоподобной кажется именно эта версия. У нас есть подозрение, что оба «очевидца» лгут. Другими словами, «завещание Литвиненко» – полная и стопроцентная фальшивка.

5.2. Подписывал ли Литвиненко свое завещание?

Итак, допустим, что художественное произведение под названием «завещание Литвиненко» на самом деле написано Алексом Гольдфарбом, а вклад самого Литвиненко в творческий процесс ограничился лишь тем, что он его подписал.

Что же, в жизни и в литературе разное случается. Вот, «Малую землю» и «Целину» за Брежнева тоже, как сейчас полагают, написал журналист Анатолий Аграновский. Возможно, оно и не очень красиво – но, по крайней мере, и не криминально. В данном случае оба участника «совместного творчества» прекрасно понимали, что делают. В результате Брежнев получил (довольно сомнительную) писательскую славу, а Аграновский – много-много денег (и других нематериальных льгот). И все довольны.

Но вот когда один из участников совместного литературного труда внезапно умирает сразу после его окончания – это выглядит как-то уж совсем нехорошо! Похоже, что в данном случае вопросом об авторстве «шедевра» должны вплотную заняться уже не литературоведы, а следственные органы.

Брежнев, по крайней мере, прекрасно знал, что за книги издаются под его именем. А вот знал ли сам Литвиненко, какой красноречивый документ он «написал»? Если знал, должен был, по крайней мере, его подписать.

Пора приглядеться к этому документу внимательнее!

Заметьте, прежде всего, что руке самого Литвиненко (якобы) здесь принадлежат только две вещи: подпись и число в дате.

Это написанное от руки число наводит на нехорошие мысли. Если было заранее известно, когда Литвиненко подпишет этот документ – то почему же дата не набрана на компьютере целиком? Если же это не было известно – то не проще ли было оставить для даты полностью пустую графу? Второе, очевидно, было бы логичнее. Но… тогда «Литвиненко» пришлось бы написать не только число, но и слово «ноября» (точнее, «november»). Есть подозрение, что те, кто фабриковал этот документ, понятия не имели, как он написал бы это слово! Это ведь не подпись, образцы которой раздобыть намного проще. Напишешь от руки «November» – а потом вдруг выяснится, что сам Литвиненко писал совсем по-другому…

Впрочем, к самой подписи Литвиненко у нас есть еще больше вопросов.

Аутентична ли она? Подвергалась ли она вообще графологической экспертизе?? Мы не знаем. Если подвергалась – было б очень интересно посмотреть на ее результаты.

«Завещание Литвиненко»

И не странно ли, что человек, так гордо пишущий «7 am honoured to be a British citizen» («Это честь для меня – быть британским гражданином») почему-то подписывает собственное завещание не там именем, под которым получил британское «гражданство» (или подданство) – а тем именем, от которого он отказался. Так почему же документ подписан не «Edwin Redwald Carter», а «Alexander Litvinenko»? Какое из этих двух имен следует считать подлинным? На момент смерти – несомненно, первое.

Представим себе гипотетическую ситуацию. Представим, что экс-Литвиненко умер бы собственной смертью (без криминала, без сопутствующего политического скандала). Представим, что он завещал бы своему сыну – к примеру – редкую и дорогостоящую коллекцию монет. Также представим себе, что прямо под его завещанием – красовалось бы Alexander Litvinenko… А вдруг на коллекцию нашлись бы другие претенденты, они наняли бы адвокатов, и дело дошло бы до суда…