Золотой капкан - Владимир Рыбин

Хопер знал, что заснуть на голодный желудок будет не — просто, но не стал развязывать сидор, чтоб не канючили. Он вытерпит, а этих надо проучить.

Но хуже голода всех мучила жажда. Особенно извивался Паря, вскакивал, жевал молодые побеги сосны, совал руки в траву, влажную от вечерней росы, жадно облизывал свои грязные ладони.

— Дура! — ругал его Хопер. — Вместо самосвала налил бы в бутылку воды…

И ругал себя за то, что не догадался сказать это раньше. Пустых бутылок на кухне навалом, налили бы, взяли бы с собой. Сам он тоже хотел пить, но виду не показывал: слабость у зэков не в чести, со слабыми не считаются…

Разбудили его странные звуки: будто неподалеку то ли косили, то ли полоскали белье. Было уже совсем светло. Паря стоял голый по пояс и размахивал нижней рубахой. Вот он набросил ее на куст, сдернул, поволок по траве. Потом начал выкручивать рубаху, и к своему удивлению Хопер увидел тонкую струйку воды, которую Паря тут же поймал ртом.

— Ну-у, изобретатель! — засмеялся он. — Росу пьет, как птичка Божья.

— А чего? — Паря заухмылялся, довольный похвалой. — Трава-то мокрая.

— Ты вот что. Возьми кастрюлю с кашей да повыжимай туда. А то ведь сухая-то каша колом встанет.

Предложение Паре не понравилось. Но постояв да помолчав, он понял, что Хопер, как всегда, прав, и принялся развязывать сидор, чтобы достать кастрюлю. Сказал, оправдываясь:

— Я бы целое ведро выдул.

— Выйдем к воде — хоть утопись. А сейчас надо обо всех думать.

Сам он решил эту кашу не есть — противно. Пожует хлеба да колбасы. А они пускай освобождают кастрюлю.

Еще до того, как снова пуститься в дорогу, Хопер сообразил: ломиться напрямую — себе дороже. Он пригляделся к лесу и скоро нашел тропу, узкую, едва пройти одному, местами и согнувшись под нависающими ветками. Понял: звериная тропа. Кто по ней ходит, он не знал, но тигров можно было не бояться, о них только слухи. Скорей всего, и не медвежья это тропа, мало их тут. За все время только два раза кто-то видел медведей. Они всегда убегали первыми. Третий тоже, наверное, ушел бы, если бы этот дурак Беклемишев пальнул в воздух. А если встретится на тропе кабан, то дай бог…

Потом Хопер вспомнил, что главное-то — не ломиться через тайгу, а выслеживать золотоискателей — Красавчика с Мухомором, — чтобы сесть им на хвост. И он придумал: надо залезть на сопку да поглядеть сверху.

* * *

Озеро только издали казалось близким, но до него было идти да идти. Солнце уже катилось к сопкам, когда Сизов увидел вблизи матовую поверхность воды, тихую, покрытую неподвижными пятнами бликов. Заспешил и едва не свалился в яму. Над ее краем одиноко торчала толстая жердь.

— Я же говорил — ямы есть, — сказал он. И вдруг схватил Красюка за истерзанный сучьями рукав. — А ну, тихо!

Что-то большое шевелилось неподалеку, часто и тяжело дышало.

— Так это ж в яме! — заорал Красюк и полез к ее краю. — Гляди, кабанище!

Кабан был большой. Он лежал на боку, привалившись спиной к осклизлому подрытому краю ямы.

— Давно, видать, свалился.

— Щас проверим. — Красюк выдернул из земли жердь, толкнул кабана в бок.

Зверь приподнял огромную голову с черным пятачком, из-под которого торчали острые клыки, судорожно всхрапнул.

— Не скоро выдохнется. А живого не возьмешь.

— А ну посторонись! — обрадованно выкрикнул Красюк. — Не первый раз свиней воровать.

Еще потолкав кабана и дождавшись, когда он снова поднимет голову, Красюк с силой ткнул жердью в пятачок и с ножом в руке спрыгнул в яму. Сизов не успел предупредить, чтобы поостерегся: кабан в предсмертной агонии очень опасен. Но Красюк, видно, знал что делал. Через минуту возня внизу затихла и послышался довольный голос:

— Раз по носу, чик по горлу и — готово. Чтобы не справиться с такой прибылью? Кидай веревку!..

Этот вечер они блаженствовали, сидя у костра, над которым на длинной жерди жарились куски мяса. С озера тянул ветер, отгонял комаров да мошек. Над головой, где-то в вершинах деревьев кричали сойки. Неведомо откуда налетели черные вороны, разыскали в траве свиную требуху, накинулись, загалдели, отталкивая друг друга. Возле костра, чуть ли не под самыми ногами сновали бурундуки, трясли пышными беличьими хвостиками, набивали чем-то свои защечные мешки, исчезали в норах и снова появлялись, смелые, настороженные, готовые стащить что угодно.

Красюк попытался ловить бурундуков, но они были проворнее, выскальзывали из-под самых рук.

— Напрасный труд, — сказал Сизов. — Хочешь покажу, как их нанайцы ловят?

Он обошел деревья на опушке, высмотрел бурундука, сидевшего на тонкоствольной березке, посвистел ему. Бурундук с любопытством посмотрел вниз и полез выше. Тогда Сизов принялся стучать по стволу палкой. Бурундук запищал и стал медленно сползать. Когда он сполз совсем низко, Сизов накрыл его шапкой.

— Вот и все.

— Чего ж раньше не ловил, когда с голоду подыхали? — взъярился Красюк.

— Во-первых, когда просто хочется есть, это не значит подыхать с голоду. Во-вторых, нам надо было спешить сюда.

— У тебя тут что — золотишко припрятано?

Красюк сказал это просто так, но тут же и решил: попал в точку. Иначе чего бы Мухомор рвался к этому озеру.

— Золотишко? Нет, брат, тут кое-что поценнее.

— Что? — Красюк судорожно соображал, что может быть дороже золота.

— Если найду, узнаешь.

— Ты долго собираешься здесь торчать? Нам же туда надо.

— Недолго. Наберемся сил и пойдем…

Ночью они проснулись от громкого рева. Кто-то большой и сильный рвал кору деревьев и ревел угрожающе, со свирепым придыхом. В холодном поту Красюк кинулся было в сторону от костра, но тотчас вернулся: в кромешной тьме было еще страшнее.

— Тигр?!

— Медведь. Огня давай! — крикнул Сизов.

Они набросали в костер наготовленных с вечера веток. Пламя взметнулось, отодвинуло темноту, высветило черную, как нефть, воду озера. Но зверя это, похоже, не испугало, он все взревывал, скреб когтями.

Внезапно медведь затих, словно ему самому надоело беситься. Люди подались ближе к огню, высматривая головешки поярче.

— Уходи, мишка, уходи! — крикнул Сизов в темноту, вспомнив, как их проводник, бывало, одним только голосом, спокойным, уверенным, отгонял зверя.

— Пальнуть бы! — сказал Красюк, тщетно борясь со странной, никогда прежде не испытанной противной дрожью.

— Пальнуть неплохо. Только звери и человеческий голос понимают. Сизов помолчал, неторопливо укладываясь спать, потом добавил: — В отличие от некоторых людей.

Красюк сразу завелся: