Кровавая наследница - Амели Вэнь Чжао

И тем не менее она невольно рассматривала попадавшиеся на глаза предметы: традиционная серебристо-голубая мантия-кечан, ярко-красная матрешка-дамашка, блестящие серьги-кольца из белого золота. Она могла без труда воссоздать в памяти образы этих предметов, как помнила их из прошлой жизни во дворце Сальскова. Лука, надевавший свой кечан с эмблемой белого тигра; папа, опустившийся на колени у кровати Аны с ее первой дамашкой в руках; мама, сидящая на кушетке под дворцовым окном, – ее серьги ловят солнечные блики, когда она отбрасывает назад пряди темных волос.

К горлу внезапно подступили горячие слезы. Ана моргнула и переключила внимание на первое, что попалось на глаза: мастерскую с открытыми воротами.

Оттуда заманчиво веяло теплом, а звон молота по расплавленному металлу дополнял вечернюю симфонию города. Но в тени было что-то еще.

У печи на коленях стоял темноволосый мальчик с уставшими глазами, согнувшись вопросительным знаком и повернув ладони вверх. Лицо его было покрыто сажей, но даже смотрящий издалека мог догадаться, что он родом с одного из Азеатских островов. Взгляд его был потухшим, лишенным жизни, а щеки – впалыми.

– Эй, малец! – закричал кузнец. Его рука, держащая молот, замерла в воздухе. – Огонь должен гореть ярче.

Мальчик сверкнул глазами в сторону кузнеца. Еще сильнее сгорбившись, он повернул ладони к языкам пламени. Они разгорелись, заплясали, золото-оранжевые сверху и кроваво-красные в глубине печи.

Год назад Ана посмотрела бы на подобную сцену как на естественную часть жизни в ее империи. Просто очередной аффинит, который пытается заработать на жизнь, подобно Юрию и другим таким же, как он, во дворце. Она вспомнила, как Юрий отправлялся в город и возвращался с каким-нибудь гостинцем для нее. Он пробирался в ее покои поздним вечером, когда на пост заступал Марков. Юрий был всем доволен: он зарабатывал достаточно, чтобы кормить мать и сестру, живущих в одной из деревень на юге.

Но сейчас, при взгляде на азеатского мальчика, который склонился над огнем, на его лицо, испачканное сажей и лоснящееся от пота, в душу Аны закрались сомнения.

Меньше года назад она заметила такую же печаль в глазах Мэй, в ее впалых щеках, в опущенных, тощих плечах, на которых висело грязное, безразмерное платье, выданное ей работодателем. Безмолвное отчаяние в глазах мальчика было отражением прошлой Мэй.

Ану охватило дурное предчувствие, она замедлила шаг. На улицах было полно смеющихся, оживленно болтающих людей, которые проходили мимо мастерской кузнеца, ничего не замечая. Неужели она была такой же год назад? Ане хотелось подойти к мальчику, поговорить с ним, сделать что-нибудь.

Но кто-то схватил ее за запястье, выводя из задумчивости. Вокруг снова закрутился мир, с его цветами и звуками, и Ана услышала, как Рамсон Острослов зовет ее. Не успела она отмахнуться от него, как он увлек ее и Мэй внутрь ближайшей лавки.

Захлопнулась дверь, над головой зазвенел колокольчик, и они почувствовали запах дерева, исходящий от камина в задней части комнаты.

Они находились в мастерской, где изделия покрывали лаком. Полки занимали тигры и вазы, а на подоконниках были заботливо расставлены лебеди, снежные ястребы и фениксы. Фигурки были расписаны узорами из листьев, снежинок и фруктов. Ана вклинилась между Рамсоном и Мэй и, смерив афериста злым взглядом, спросила:

– Что ты делаешь?

Он нагнулся, высматривая что-то за окном. За лакированными птицами было видно, как по мостовой двигалась процессия. Лошади бежали по улице рысью, а седоки были облачены в белые плащи, горделиво развевающиеся за их спинами. На груди у всадников сиял герб с серебряным тигром, а на поясе поблескивали мечи из черного камня.

– Белые плащи, – прошептал Рамсон ей на ухо.

Имперские патрули – самый престижный род войск в вооруженных силах Кирилийской империи. Они выступали миротворцами, следили за порядком и пресекали стычки между обычными людьми и аффинитами. И, что важнее всего, они были обучены обезвреживать с помощью боговосха и черного камня аффинитов, если те выходили из-под контроля.

Ана помнила, как в детстве, еще до проявления ее способностей, они наносили визиты в разные города. Наблюдая за колышущимися плащами и блестящими шлемами патрульных из окна своей кареты, Ана чувствовала себя в полной безопасности. Она думала тогда, что Белые плащи могли защитить ее от любых монстров, которые намеревались напасть на нее.

Только вот теперь она сама была монстром.

– Рамсон, – тихо сказала Ана, наблюдая за процессией. – Когда ты говорил про имперские патрули и что нам надо держаться от них подальше, что ты имел в виду?

Она не хотела знать ответ на этот вопрос, но выхода не было.

Рамсон окинул Ану взглядом, и на мгновенье ей показалось, что он вот-вот сделает язвительную ремарку. Но вместо этого он щелкнул пальцами, и между ними появился медник.

– Все сводится к одной вещи, – сказал Рамсон, вертя в руках монетку, которая то появлялась, то исчезала из виду. – Кто правит балом в прогнившей системе?

Рамсон зажал монету между указательным и большим пальцем и поднял ее на уровень глаз.

– Как ты думаешь, кто им больше платит? Империя? Или прибыльный бизнес, которому они нужны, чтобы заполучить больше нуждающихся в работе аффинитов?

Сердце Аны колотилось: ей казалось, что она падает, а почва медленно уходит из-под ног.

– Ты это видел своими глазами?

Рамсон не отрывал взгляд от медника, чьи округлые грани сияли, как лезвие косы.

– Я уже говорил, что я делец.

Ана раскрыла рот, но у нее не нашлось ни слов, ни сил для спора.

– Империя разваливается, – продолжал Рамсон. – Император и императрица скончались, принцесса умерла, а стервятники уже слетелись и ждут, сколько протянет Лукас Михайлов.

Он подбросил монету в воздух – она сверкнула огненным бликом и исчезла в его ладони.

– Здесь каждый сам за себя, времена шакалов и падальщиков. Ты гарантированно побеждаешь, если играешь на стороне сильнейшего.

Все вокруг померкло и притихло, пока Ана смотрела, как Рамсон разворачивается и идет к выходу. Белые плащи исчезли. По улице вновь потекли люди, но все, казалось, изменилось.

– Сделай мне одолжение, – попросил Рамсон. – Держись подальше от Белых плащей. Особенно если с ними егерь.

Когда он открывал дверь, снова зазвенел колокольчик.

– Что-то мне подсказывает, что ни у тебя, ни у девочки нет документов… уверен, ты знаешь, что бывает с теми, кого ловят.

По рукам Аны побежали мурашки, и порыв холодного ветра с улицы был в этом вовсе не виноват. Должно быть, он преувеличивает. Он говорит так, будто среди белого дня в центре империи им может грозить опасность. Но дальнейшие расспросы лишь польстят самолюбию Рамсона и обнаружат пробел в знаниях Аны, ее слабость.