ДНК – не приговор - Стивен Хэйне

Истории Галчера и Джоли могут вызвать у нас сильную тревогу в отношении индустрии расшифровки генома. С одной стороны, то, что теперь нам по карману технологии для выявления генетических рисков, которые стандартными методами скрининга просто не выявить, обнадеживает. Кому не понравится однократный тест по приемлемой цене, который потенциально может определить невидимые другими методами заряженные пушки, наведенные на нас, до того, как они будут готовы выстрелить? Но, с другой стороны, эти истории пугают, потому что переворачивают наши представления о здоровье с ног на голову. Давным-давно на вопрос о том, здоров ли пациент, отвечали с помощью быстрой оценки его текущего состояния. Если нигде не болит или не зудит, нет сильного дискомфорта, подозрительных пятен или ран, можно было с облегчением выдохнуть: все хорошо. Увы, появление таких компаний, как 23andMe, лишило нас этого драгоценного спокойствия. Опыт генотипирования универсален: у абсолютно всех людей находят повышенные генетические риски развития того или иного заболевания. Вы наверняка узнаете, что у вас выше среднего риск по крайней мере для пары ужасных болезней. И, помимо этого, скорее всего, окажетесь носителем ряда рецессивных генетических расстройств, которые могут повлечь за собой фатальные последствия для детей, зачатых с другим носителем. Вместо того чтобы подарить нам уверенность в своем крепком здоровье при отсутствии симптомов заболевания, генетическое тестирование наглядно показывает, что все потенциально больны. Получается, что наши сущности в корне дефективные: вероятные болезни высечены в наших генах.

Если риск развития того или иного заболевания связан с особым расположением нуклеотидов в цепи ДНК, как знание об этом меняет наши представления о болезнях? В главе 1 я рассказал об исследовании с участием студентов. Их разделили на две группы и дали прочитать одну из двух статей: о воздействии генов на ожирение или о роли круга общения в возникновении этого явления. Те, кому попалась статья о влиянии генов, впоследствии съели больше печенья, чем те, кто ознакомился с социальными причинами. Выяснилось, что, когда люди думают об ожирении как о следствии генов, они становятся фаталистами в отношении собственного веса[105]. Если с ожирением связаны гены, люди склонны считать, что ничего не могут с этим поделать и не несут ответственности за свой избыточный вес, ведь во всем виновата генетика. Заголовок из «Луковицы» (американского агентства сатирических новостей) отлично иллюстрирует фаталистический образ мыслей: «“В ожирении виноваты исключительно гены”, – заявили жирные ученые».

Влияние генетики на наше представление о болезнях наиболее очевидно на примере психических заболеваний. Большинство психических заболеваний, как и почти все остальные, передаются по наследству: в их основе лежит отчетливый генетический компонент. Из-за него некоторые люди генетически более предрасположены к той или иной болезни, будь то аутизм, синдром дефицита внимания, алкоголизм или практически любое другое угрожающее здоровью психическое состояние. Более того, обнаружился ряд генетических вариаций, увеличивающих вероятность развития того или иного психического заболевания. Например, вариант области 5-HTTLPR гена SLC6A4 ученые связали с повышенной вероятностью депрессии в ответ на травматические жизненные события[106]. В последние годы мы все сильнее осознаем биологическую и генетическую основу психических болезней[107]. Каким образом это знание меняет наш взгляд на них?

Вера в то, что гены лежат в основе психических расстройств, влияет на то, что именно мы понимаем под «расстройством». Если у депрессии генетическая основа, то она представляет собой скорее биологическую, чем психологическую проблему. Такое состояние свидетельствует о дефекте в теле человека, а не в его мышлении. И если эта проблема уходит корнями в биологию, значит, и решать ее нужно на физическом уровне. Мы начинаем понимать, что психические заболевания зачастую следует лечить медикаментами, а не психотерапией[108]. То есть выяснение причин психических расстройств не просто влияет на наше представление о них, но и меняет всю медицинскую инфраструктуру, целью которой является наиболее успешное лечение этих недугов. За последние десятилетия частота использования лекарств для лечения психических расстройств, равно как и распространение биологической модели для объяснения причин этих заболеваний, поразительным образом возросла.

Изменилось и то, кого или что мы виним в таких состояниях. У многих есть друзья, страдающие ярко выраженными перепадами настроения, зависимостями, сильными тревожными расстройствами, странным поведением или навязчивыми мыслями. Обычно нас это раздражает: почему они просто не могут собраться и взять себя в руки? Кажется, что нашим знакомым стоило бы попытаться стать более ответственными, побороть свои страхи, бросить вредные привычки или обратиться за профессиональной помощью, если им это не по плечу. Борьба, которую ведут люди с психическими болезнями, часто выглядит со стороны как моральная слабость: больные просто не могут жить по стандартам, которых мы ожидаем от них. Впрочем, когда вы узнаёте, что у этих расстройств генетическая основа, то больше не приписываете их неспособности здраво рассуждать, отсутствию самоконтроля или вредным привычкам. Теперь болезнь уходит корнями в глубокую и нерушимую сущность. При мысли об этой первооснове большинство реже выносит категоричные суждения и обвинения в адрес тех, кто борется с психическими заболеваниями[109]. Никто больше не рассуждает о моральной слабости больного. Более того, генетическая основа психопатологии говорит о том, что само это состояние естественно. А дальнейший неправильный ход рассуждений о натуральном происхождении этого состояния приводит к выводу о том, что, вероятно, все не так уж плохо. Болезнь просто часть природы того или иного человека.