История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас Гудавичюс

Возникновение элементов одального хозяйства стало важной вехой в развитии земледелия Литвы. Двухпольный севооборот и сменные железные сошники (нороги) не были в новинку, однако они сделались основными показателями земледельческой техники, поскольку индивидуальную хозяйственную деятельность уже не удовлетворяли подсечно-огневая практика и примитивные, уродующие землю рало и соха. Конечно, эта древняя технология не исчезла (она была незаменима при освоении новых площадей), но наряду с ней уже начали осваивать трехполье. Выращивание зерновых культур сопровождалось расширением посевов льна и конопли. Все больше становилось в хозяйствах скота и птицы, особенно развилось коневодство, в чем было особенно заинтересовано государство.

Литовскому слову «lašiniai» (сало) в расчетных листах польского королевского двора (конец XIV в.) не нашлось латинского соответствия, а литуанизмы «paltis» и «kumpis» (шмат и окорок) прочно вошли в терминологию «белорусских актов» Литвы (XV – XVI в.). В литовском именнике овощей и фруктов господствуют славянские заимствования, но в XIV в. литовцы уже «переняли» у соседей большинство садовых и огородных культур (в конце XIV в. в актах землевладения уже упоминаются сады). Безусловно, литовское огородничество и садоводство делало лишь первые шаги. Немецкие сады в Пруссии были таким соблазном для литовского войска, что порой массовые расстройства желудка становились помехой боевым действиям. Мед и воск поставляло лесное бортничество, но уже интенсивно культивировалось пчеловодство.

Возникновение сети замков привело к новшествам в ведении хозяйства. Резко выросла потребность в услугах ремесленников. Быстрое восстановление замков и предградий указывает на то, что государство располагало большим количеством опытных плотников. В середине XIII в. проявилась, правда, не очень острая, нужда в каменщиках. Около середины XIV в. была создана целая система каменных замков (Вильнюс, Тракай, Мядининкай, Лида, Крево, Каунас, Гродно). Появился литовский тип кирпича, балтская техника кирпичной кладки, скорлупная (kiautinė) конструкция, сочетающая каменную и кирпичную кладку. Господствовала «решетчатая» замковая планировка. Источники конца XIV в. упоминают мосты, водяные мельницы, верши и речные переправы /85/ (перевозы). Государство стало проявлять, пусть слабую, заботу о дорожных покрытиях, а вблизи замков возникли деревянные мостовые. В войне с Тевтонским орденом было ощутимо техническое превосходство последнего, однако до второй половины XIV в. труд литовских металлургов, кузнецов, кожевенников и шорников помогал сгладить последствия хозяйственного отставания. Разрыв увеличился, когда совершенствование немецкого цехового производства позволило Ордену в полной мере воспользоваться техническими достижениями. Правда, военная монархия и тут целенаправленно концентрировала свои силы и средства, направляя работу ремесленников. В главных литовских замках появились арсеналы, в 1382 г. упоминается литовская артиллерия. Литовский трапециевидный шит среднего размера взяли на вооружение немцы, поляки, русские и чехи. Конечно, всегда и везде желателен краткий путь. Долгое время литовские ратники обходились без лука, предпочитая метание легких копий. Проще было привлечь русских лучников.

В XIII–XIV в. литовское земледелие еще не давало возможности вести интенсивную внутреннюю колонизацию, тем более, что этому препятствовала война, не прекращавшаяся десятилетиями. Все же его уровень позволял государству содержать систему замков и дворов, а военно-служилым – выделиться в особый слой. Ремёсла, хотя они и не достигали уровня европейской цеховой специализации, обеспечивали общественные производственные потребности, запросы элиты на предметы роскоши, а также нужды государственного военного механизма. Все это позволяло литовским правителям проводить активную политику: осуществлять оборону на западе и расширять экспансию на востоке.

Укрепление князей на отдельных землях и формирование их общественной иерархии означало одновременно и их превращение в постоянных получателей прибавочного продукта, производимого жителями «полей». Тем самым поляне становились постоянными подданными князей и их же кормильцами. Княжеские дружины, помимо военной, приобрели управленческую функцию, стали исполнителями проводимой князьями административной деятельности. За это, вне сомнения, князья делились с дружинниками продуктом, получаемым от полян. Подобные отношения сложились в /86/ процессе и сразу после создания литовского государства. На противоположных полюсах общества расположились: его правящая прослойка, составлявшая меньшинство, и крестьяне, или народ, т. е. большинство населения. Патриархальные рабы сохранились, но уже не ими производимый продукт составлял наибольшую часть того, что князья были способны присвоить. Рабский труд применялся, по преимуществу, в домашнем хозяйстве. По мере масштабного разрастания военных походов всё большее число дружинников обзаводилось рабами. Это укрепляло и расширяло их хозяйства. Рабский труд много значил для обеспечения благосостояния дружинников, ибо львиную долю продукта, произведенного полянами, получали князья.

Возникновение одальной собственности стало причиной того, что общественное развитие пошло по пути усиления индивидуальных начал. Семья (в XIII в. это была переходная стадия от большой семьи – к малой) все более выделялась из рода, оставляя ему из всего комплекса прав на недвижимость лишь сферу наследования. Однако и тут родовой принцип еще не предполагал безраздельного неограниченного владения: земля не могла отчуждаться от рода. Все-таки это не помешало складыванию индивидуальных форм распоряжения собственностью. Князь и его администрация стали требовать исполнения повинностей каждым отдельным хозяйством, а не общиной. Не позднее начала XIV в. подворный сбор (kieminėjimas, взимание дани со всей общины) сменился десятиной, взимаемой с хозяйства, а полюдье (pasėdis) и складчина-мезлява (mezliava) остались лишь способом обеспечения самих сборщиков дани (включая князей) непосредственно во время их пребывания в народе. Тем самым дань утратила большую часть признаков контрибуции и превратилась в земельную ренту. Поскольку рента напрямую связывает данника с господином, складывается не какая-либо другая, но феодальная зависимость: над индивидуальной реальной собственностью землевладельца возникает номинальная собственность правителя на эту же землю. Подобное положение раскололо земельную собственность и предоставило правителю перспективу реального обладания землей, т. е. укрепления зависимости подданного.

Заступничество князей, наличие добытого в походах богатства и рабов позволяло значительной части дружинников приобретать большие или расширять имеющиеся земельные площади. Кормящиеся от централизованной феодальной ренты (дани полян правителю), эти люди могли лучше вооружиться и покинуть хозяйство ради /87/ военной или же административной деятельности. Их военные и административные обязанности стали куда важнее общих фортификационных и транспортных повинностей (ангарий – angarijos), унаследованных от древности. Число таких людей возрастало, ибо они были востребованы и на местах. Дружины и стали ядром этой прослойки. Выявлялось разделение повинностей на военную и трудовую. Возрастающие ангарии легли на плательщиков ренты – полян, которые стали крестьянами. Князья и богатые военно-служилые (люди) превратились в феодалов.