Грань бездны - Роман Глушков

В течение последующих двух дней я нырял в трюм, едва выдавалась свободная минутка, доставал наружу те или иные запчасти и складывал их на палубе. Прочее железо я, однако, не рассортировывал, а сваливал в общую кучу. Со скрытым умыслом, разумеется, а вовсе не потому, что уборка мне осточертела.

К некоторым железякам из этой груды я привязывал ярлыки с пометками. Они предназначались для де Бодье, которому предстояло копаться в трюме после меня. Тогда, когда я уже не смогу отлучаться от штурвала, но у Сенатора, напротив, появится больше свободного времени. Ползущий на малой скорости по лабиринтам предгорья «Гольфстрим» не нуждался в частом торможении и ускорении. И потому неусыпное дежурство механика у рычагов там не требовалось. В случае же экстренной остановки я мог попросту соскочить в моторный отсек и сам остановить буксир.

Когда я едва приступил к разбору завала, Убби частенько спускался в трюм вместе со мной, окидывал взором медленно упорядочивающийся хаос, проверял сохранность ящика с оружием и, довольный результатом инспекции, вылезал обратно. На следующий день захватчик посещал трюм уже гораздо реже. И когда начатую мной работу продолжил Сенатор, Сандаварг стал лишь поглядывать за ним время от времени в люк, не сходя с палубы. Мы же с де Бодье вели себя как ни в чем не бывало и не давали ни малейшего повода усомниться в нашей покладистости.

Малабонита была посвящена в наш замысел вечером того же дня, когда Сандаварг взошел на борт «Гольфстрима». Как кстати, что чужая личная жизнь являлась для северян священным табу. Поэтому я мог быть уверен: Убби не станет подслушивать, о чем я шепчусь ночью в постели со своей женой. Даже если наше интимное перешептывание окажется вовсе не любовным воркованием, а совещанием двух заговорщиков. Вот почему утром Долорес не сочла меня сумасшедшим, когда я отправился наводить уборку в трюме – единственном на «Гольфстриме» месте, где бардак переходил по наследству от Проныры-отца к Проныре-сыну.

Физз и впрямь больше со мной не пререкался и приползал в трюм по первому же требованию. Поклоны хранителю Чистого Пламени я при этом, естественно, не отвешивал, но совет Сандаварга принял к сведению.

– Не возражаешь, если я тебя побеспокою? – спрашивал я у варана всякий раз, когда собирался привлечь его к работе. – Знаю, что я тебе уже надоел, но не будешь ли ты так любезен сойти со мной в трюм еще разок? Не в службу, а в дружбу. Ведь кто еще, кроме тебя, мне там поможет?

– Фисс – сфященный! – напоминал мне обладатель маленького, но благородного сердца. – Шхипер таст сферю мясо. Фисс – рапотать.

– Как пожелаешь, – обреченно вздыхал я и доставал из кармана загодя припасенный ломтик курадо…

Описывать путешествие по отрогам Срединного хребта, конечно, не так скучно, как путь по прямому тысячекилометровому каньону с достающими до небес стенами. Несмотря на плохой обзор и безостановочное петляние меж скальных гряд, странствия по здешним краям обладали своеобразным азартом. Тем самым щекочущим нервы азартом, какой поколесившие по миру и много чего повидавшие на своем веку перевозчики вроде меня с годами утрачивают.

Это в молодости каждый рейс, да еще в неизведанные мной земли, заставлял меня трепетать от радости в предвкушении новых открытий. Теперь все по-другому. И даже в незнакомых местах Атлантики я ощущаю себя так, будто бывал там не раз и не два. И лишь в извилистом лабиринте Хребтовых предгорий, когда понятия не имеешь, на что ты наткнешься за ближайшим поворотом, во мне еще просыпался прежний исследователь. А вместе с ним и ностальгия по ушедшей молодости.

Во что выльется для всех нас очередной поворот штурвала?

Увижу ли я вон за той скалой девственный камнеиловый лес, по которому еще не проехались колеса чьего-нибудь бронеката?

А может, там окажется издолбленный кондорами-костогрызами гигантский скелет кита?

Или того хуже – свернувшийся в клубок, готовый к броску змей-колосс?

Не вылетит ли на нас из-за камней стадо перепуганных рогачей или стая гиен?

А вдруг Атлас солжет и путь нам преградит недавно образовавшийся разлом либо завал?

Также у нас есть вероятность наткнуться на лагерь каких-нибудь бандитов-кочевников, хотя те вряд ли станут отходить так далеко от караванных троп. Лишь имеющие в запасе много воды перевозчики могут порой рискнуть углубиться в эти каменные дебри, где нет ни городов, ни поселков, а вероятность повстречать водоналивной танкер равна нулю.

Вся суровая красота этих мест открывалась нам, когда «Гольфстрим» взбирался на очередную возвышенность. Вот он, истинный лик не только Атлантики, но и, пожалуй, всего остального нынешнего мира: пыльный, серый и растрескавшийся, как лицо иссохшего на солнцепеке трупа. Скальные гряды и разломы изрезали эти земли так, что забреди в них какие-нибудь мифические великаны, они уже через десять шагов переломали бы себе ноги.

Всякий раз, когда мне представлялась возможность окинуть с высоты взором впередилежащий путь, я бросался к карте и поспешно проверял, насколько отображенный на ней ландшафт соответствует реальности. И если вдруг обнаруживал какую-либо неточность, вносил в Атлас отметку. О которой, следуя кодексу перевозчиков, мне нужно сообщать каждому встреченному мной собрату; на нашем языке это называлось сверкой Атласов. И когда собранные мной данные дойдут таким образом до коллегии картографов в Аркис-Грандбоуле, те занесут их официально в очередное, обновленное издание Атласа.

Шкиперские карты – не истина в последней инстанции. Они чертились еще нашими прадедами и продолжают исправляться и дополняться нами по сей день. И раз уж судьба силком затащила меня сюда, значит, я просто обязан обновить информацию об этом участке предгорий, занесенную в Атлас кем-то из моих предшественников почти полвека назад.

Главной проблемой при бегстве от врагов на бронекате являются, разумеется, его следы, всегда заметные с довольно приличного расстояния. Оставленные на песке, они порой не стираются даже многочасовой бурей. А выщербленные дыры в камнях и просеки в камнеиловых дебрях вообще могут сохраняться годами.

Опытные следопыты – а иные в Кавалькаде не служат – запросто определят по характерному рисунку шипов, ширине колес и глубине колеи, какому из буксиров принадлежит тот или иной след. И потому я не надеялся на то, что дон Риего-и-Ордас нас потеряет. Впрочем, раз уж мы планировали ему сдаться, беспокоиться насчет нашего следа и вовсе нет резона. Все равно кабальеро уже давно известно, кто мы такие и на каком транспорте от них убегаем.

Наутро четвертого дня нашего бегства от Кавалькады Гуго вновь спустился в трюм, а когда вернулся на палубу, подошел ко мне и доложил:

– Уборка закончена, мсье шкипер. Все разложено по местам, кроме ящика мсье Сандаварга, к которому я, согласно вашему приказу, не прикасался. Запчасти с бирками перепроверены дважды. Вы зря беспокоились: бракованных нет.

– Отличная работа, Сенатор, – похвалил я механика. – За ужином можете выделить себе двойную порцию кактусидра.