Интуиция. Burnt in the USSR - Александр Евгеньевич Цыпкин

Гриша: По-комсомольски. Да, Ларис? Эй, клоуны, вы свободны. Валите.

Москвичи: В трусах?

Саша: Идите в комнату, мы сейчас поболтаем и потом поможем как-нибудь.

Москвичи уходят.

Артур: Заяц, я не знал, что ты вышел.

Гриша: Видишь, чуть обратно не зашел. Ну, какие новости? Чем занимаетесь? И чего за война, Костян, ты что, в Чечню собрался?

Костя: Ну собрался. Слушай, туда салаг восемнадцатилетних гонят – кто их там пасти будет? Я все-таки военный.

Гриша: Какой на хрен военный?! Ты воевал? Ты в людей стрелял?

Костя: Слушай, ну я десантник.

Гриша: Да хоть терминатор! Ты в людей, говорю, стрелял?!

Костя: Нет.

Гриша: И куда ты лезешь?! Тебя там ни за грош положат. Мне на зоне пара афганцев такое рассказали. С их пацанов дýхи кожу живьем содрали, подвесили их и умирать оставили. Красный тюльпан называется.

Костя: Ну, там моджахеды, а тут…

Гриша: Это война, Крынкин! На войне все моджахеды! У тебя жена, дети есть?

Костя: Есть.

Гриша: А с ними что будет, если тебя там убьют?

Костя: Заяц, вот ты мне что предлагаешь? Если я не пойду, кто туда поедет молодняком командовать, вот эти вот хомяки с военной кафедры? Зайцев, ты ж понятийный. Знаешь, что я должен ехать.

Гриша: Знаю. Ладно. Как у остальных-то? А Федя где?

Артур: Федя не смог: он у нас в бизнес ушел, в Китае торчит все время.

Гриша: Федя коммерсом стал?

Артур: Коммерсом. Он такие бабки заработал, что нам за жизнь не поднять.

Гриша: А что, Зоя никак Сёму на Федюнчика сменяла?

Артур: А я еще тогда говорил, что если с тобой – ради жвачки, то потом найдет, у кого жвачек больше. Не, без обид, но она сука корыстная.

Саша: Она к нему по любви ушла, а не из-за денег.

Гриша: Ага, по любви к баблу.

Артур: А я ее не осуждаю. Нет, конечно, то, что она Сёму бросила, – это косяк, и на хрен она такая Сёме сдалась, но я ее в чем-то понимаю: бабы красоту продают, а она товар скоропортящийся.

Костя: Пацаны, я если не вернусь, вы Нинке моей помогите.

Гриша: Забавные вы люди, Костян, те, что благородные. То есть на Кавказ ехать не пойми кого спасать – это ты первый, а Нинку свою на нас повесил.

Костя: Заяц, я всё сказал, чего ты зудишь тут. Я тебя за ней приглядывать не прошу.

Гриша: А мне и не на что. Только если к Феде работать пойду.

Саша: У него такие, как ты, машину водят.

Костя: Парни, мне к Нинке надо. Вы оставайтесь.

Гриша: Костян, волыну-то отдай.

Костя уходит.

Саша: Да чего-то настроение на разгул прошло. Пойдем.

Артур: Зайцев, ты хоть запиши наши телефоны. Вылезешь отсюда – звони, увидимся.

Саша и Артур уходят.

Гриша: Давайте.

Гриша уходит.

VII. 2020 год

Появляется Саша.

Саша (в зал): Костя Крынкин погиб почти сразу. От дружественного огня. Свои что-то напутали. Залп, и всё. От Кости и нескольких мальчишек ничего не осталось. То есть вообще ничего. Фрагменты тела. В запаянном гробу. Всё, что получили папа и мама Костика Крынкина. Комбат потом сказал им, что их сын погиб как герой. А что ему было сказать. На похороны деньги все вместе собрали. Федя на квартиру дал и сказал, что оплатит образование дочек, когда вырастут. Мы полгода чуть ли не каждый день звонили, заезжали, потом как-то сдулись. Года через три узнали, что Нине все эти годы деньги на жизнь Зайцев давал.

Гриша (в зал): Причем просто так – у них ничего не было. Он за полгода тогда какую-то тему начал и сразу заработал. Ну, знаешь, я подумал, если уж Федя поднялся, то я чего, совсем, что ли, лох. Время было отличное, прям мое было время.

Саша: Заяц, скажи, ты почему Костину жену не бросил? Ты из нас меньше всех Крынкину должен был. Мы, его близкие друзья, ее бросили, а ты нет. Почему?

Гриша: Ну, Сань, ну ты чего, ну как я мог бросить? Он же из-за меня на войну попал.

Саша: Почему из-за тебя?

Гриша: Ну он же после нашей драки на бокс пошел.

Саша: Да.

Гриша: А из-за бокса в ВДВ попал. Так?

Саша: Так.

Гриша: Значит, я при делах. Ну ты пойми: он же по сути за нас туда поехал. У всех, знаешь, своя десятина. Каждый как может грехи замаливает. Вот для меня Костина семья благотворительностью и была. Сань, а вот если я тебе скажу, что я просто из-за денег человека застрелил, ты перестанешь со мной дружить, только честно?

Саша: Думаю, нет.

Гриша: И я так думаю. Просто я тебе свой, ты меня сто лет знаешь, ты мне все простишь, даже убийство сейчас простил, а был бы я тебе левым Васей каким, ты бы мне переход на красный не простил. И еще вот чего скажу: даже если сейчас общаться перестанешь, то не дай бог на тебя такие, как я, наедут, и тебе некому звонить будет – ты меня наберешь. Так ведь? Сёма, ну чего, я не прав? Ты же тоже меня наберешь.

Семён: Кому я нужен, кто на меня наедет?

Гриша: Ты, Сёма, не веришь в себя. В нашей стране даже такой, как ты, может неожиданно стать кому-то мутному очень нужен. Поэтому у тебя всегда должен быть мой номер телефона.

Семён: Он у меня есть. Заяц, извини, раз такой разговор, ответь мне еще на один вопрос. Я со школы спросить хотел.

Гриша: Давай.

Семён: А вот тогда, с Яниной, ты зачем сказал «честное ленинское»? Если бы тогда мы тебя слили и все выяснилось, тебя бы за одно это из школы выгнали.

Гриша: Пацаны, вы чего? Я не соврал. Сёма, я тебе жвачку продал, а не дал. А Янина спросила, не давал ли я. Есть разница? Есть. Помнишь, мне тогда Крынкин сказал за словами следить? Я за ними всегда слежу. Да я жив поэтому только. Это Россия, здесь за предлоги порезать могут. И пойми, Сёма, должно у человека быть что-то святое. У меня вот Ленин.

Артур: Слушайте, давайте про любовь поговорим!

Гриша: Ага, была у Артурчика в жизни большая любовь – студентки.

Артур: Скорее наоборот.

Гриша: На училку запал?

Саша: Артур, а я чего-то не понимаю, о ком ты?

Артур: А никто из вас