Только ты и я - Пэнси Вейн

– Э… сэр, прошу прощения.

Тот продолжал идти, делая вид, что не слышит настигавшего его Руди.

Последний рывок, и Руди преградил дорогу незнакомцу в черном.

– Постойте…

На Рудольфа взглянули глаза, лишенные цвета и выражения. Впрочем, в них тут же появилась холодная брезгливость.

– Что вам нужно? – проговорил глухой, бесцветный, как глаза, голос.

– Вы преследуете эту девушку! Что вам от нее надо? – произнес Руди, разглядывая человека вблизи. Ему на вид было лет пятьдесят, бледное одутловатое лицо было как-то болезненно неподвижно. Мужчина неприязненно поджал губы и попробовал отстранить молодого человека тростью.

– Я не знаю никакой девушки. Дайте пройти, или я позову полицию.

Руди уже сознавал, что сделал глупость, – ему совершенно нечего вменить в вину этому человеку. Он стоял под фонарем у дома Мишель? Но это не преступление, и потом… сейчас Руди даже не был уверен, что это тот же самый человек, ведь было темно. Конечно, редко встретишь прохожего в таком мрачном допотопном наряде, и, вероятно, именно этот наряд и внушал смутное чувство беспокойства. Но, скорее всего, человек вполне безобиден и идет куда-то по своим делам.

Просто мне мерещится опасность, потому что я еще не пришел в себя после Ирака, сказал он себе. И потому что я боюсь за нее!

Человек прошел дальше, постукивая палкой, и даже не сделал попытки отыскать взглядом успевшую затеряться в толпе Мишель. Руди посмотрел ему вслед. Мишель, наверное, успела сесть в поезд, и это уже хорошо. По крайней мере, этот тип не будет маячить у нее за спиной…

Наверное, то, что с ним происходит, – чистый психоз, и об этом его предупреждали многие из демобилизовавшихся солдат. Особенно советовали остерегаться неадекватной реакции. Но на Мишель у него, похоже, такая неадекватная реакция, какая только возможна… Теперь ему предстояло твердо сказать себе «нет» и забыть о ней. Она любит другого и ясно дала ему это понять. Всякие попытки навязать ей свое общество вызовут у нее только негодование.

Руди двинулся против потока людей, то и дело извиняясь, и еле протолкался наверх. Выйдя на воздух, он решительно направился на автобусную остановку, чтобы ехать на Флуд-стрит к Джону. Он усилием воли заставил себя переключиться на то, что предстояло сделать завтра. Джону пригонят два «бентли», как он сказал, не первой свежести, и Рудольфу предстояло их освидетельствовать. Надо как можно скорее подыскать квартирку – Джон уже дал ему несколько адресов. Завтра вечером он сходит и посмотрит, как там и что.

А если еще получится перевезти туда синтезатор, будет чем заполнить одинокие вечера… Подумать только, он соскучился по белым и черным клавишам, хотя когда-то ненавидел уроки, которые отец заставлял его брать у старого учителя музыки, вышедшего на пенсию…

Но чем дальше он удалялся от маленькой, затерявшейся в лондонской толпе точки по имени Мишель, тем сильнее щемило тревогой сердце. Вдруг в голову ему пришла мысль, которая противоречила всему, что он только что решил, но вместе с тем она показалась ему необыкновенно заманчивой, просто гениальной, и главное – вселяла надежду…

Всю ночь Мишель снились сны, о которых она никогда и никому не могла бы рассказать, и главным героем этих снов был Руди.

Накануне она долго не спала – все слушала свои любимые диски и как-то незаметно выпила бутылку шампанского, потом долго молча плакала, а потом у нее сильно закружилась голова, и она не помнила, как добралась до кровати и заснула.

Но утром она проснулась совсем в другом настроении – трезвом и рассудительном.

Накануне она размечталась о несбыточном, как глупая школьница. Ну да, встретила парня, к которому почувствовала что-то необыкновенное, но ведь любовь с первого взгляда вещь необычайно редкая, скорее ее встретишь в книгах, чем в жизни. Таких случаев – один на десять тысяч. На миллион! Надо взять себя в руки, выждать. Ну… хотя бы неделю! И его образ сам собой рассеется и растворится в круговороте текущих дел…

Но Мишель чувствовала в себе какую-то перемену. Она походила по комнате, потом нашла записную книжку, позвонила в деканат колледжа и спросила, может ли продолжить обучение и что для этого потребуется. Секретарь вспомнила ее (как трогательно!) и разговаривала очень доброжелательно, если не сказать сердечно.

– Мишель Уорвик, конечно, я помню вас, и я рада, что вы решили все-таки окончить курс. Занятия уже начались, но такая способная студентка, как вы, быстро наверстает упущенное. Вы можете приступить к занятиям, как только внесете плату за будущий семестр.

Мишель на самом деле ничего еще толком не решила, но повесила трубку со вздохом облегчения.

У нее было странное чувство – будто она окунулась в родник с ключевой водой, а вода оказалась волшебной и смыла с нее все лишнее, ненужное, все случайно прилипшее к ней за последний год.

– А ведь я и правда валяю дурака в этом театре, – сказала она, глядя на себя в зеркало. – Ну какая из меня актриса? Если я уйду, то спектакль не то что не пострадает, а только выиграет. Мэй Дуглас – вот кто с восторгом сыграет роль леди Макдуф, и во много раз лучше, чем это могла бы сделать я (будем справедливы). Ведь Стивен дал мне эту роль, потому что… надо быть честной… положил на меня глаз. Да только ему ничего не обломилось, и он начинает в последнее время злиться. Сегодня же на репетиции поговорю с ним. Тянуть дальше не имеет смысла.

Закончив этот внутренний монолог перед зеркалом, она достала свои старые записи и пролистала их, и ей снова захотелось оказаться в знакомой аудитории. «Город как среда обитания животных – психологический и социальный аспекты»…

Но вдруг само собой без всякого позволения с ее стороны перед ней выплыло лицо Руди и заслонило все остальное. Мишель увидела его совершенно отчетливо, до мельчайших подробностей. Она даже вспомнила тонкие складки у губ – следы перенесенного напряжения и смертельной опасности… И тени под глазами – ведь он недавно из госпиталя, у него еще не зажила нога. Какая подлая эта Белла – она, видите ли, «не могла решиться» сказать ему о своем предстоящем браке! Разве так поступают порядочные женщины? Но он любит ее – это понятно. Бедный, бедный…

Острая жалость к Руди сжимала ей сердце. И в голове вдруг как-то сама собой родилась мысль – совершенно дикая и абсурдная. Руди сказал, что Белла прислала ему письмо, но он не стал его читать. И теперь, конечно же, жалеет об этом. Им необходимо объясниться хотя бы письменно – Белла должна написать ему, и он должен получить ее письмо. Она наверняка станет оправдываться, наверное, найдет какие-то слова утешения, но и эти жалкие оправдания могут помочь Руди хоть отчасти облегчить душевную боль.

Кроме того, призналась она себе, ей очень хочется посмотреть на эту Беллу…

Она еще немного походила по комнате, посмотрела на себя в старинное настенное зеркало, которое принадлежало еще ее прабабушке, – Мишель в детстве играла, что она, словно Алиса, влезает внутрь этого зеркала и находит там сказочный мир, непредсказуемый и пугающий.