Счастливые дни - Робин Грейди

– Знаешь, я рада, что ты меня на это уговорил, – сказала она, поглаживая большим пальцем его сосок.

– Я тоже, – ответил Зак. – Правда, тебя не пришлось долго уговаривать.

Она опустила другую руку и сомкнула пальцы вокруг символа его мужского естества.

– Наверное, все дело в нашем вынужденном уединении.

Он томно вздохнул:

– Я думал, ты захочешь сделать передышку, но я более чем готов поиграть.

– Мы также можем поговорить, – предложила она, поглаживая его плоть.

– Если ты продолжишь так делать, я соглашусь на что угодно.

– А что, если я буду делать вот так?

Убрав руку, она принялась покрывать поцелуями его грудь и живот.

– Мне очень приятно, черт побери.

Она снова обхватила пальцами его плоть:

– Расскажи мне об этом доме.

Закрыв глаза, он застонал и повернул голову набок:

– Что ты хочешь узнать?

– Что привлекло тебя именно в этом месте?

– Здесь тихо и спокойно. – Тринити убрала руку, и он недовольно проворчал: – Не нужно останавливаться.

– Боюсь, ты не сможешь продолжать разговор.

– Говорят, что молчание – золото.

Она придвинулась ближе:

– Значит, тебя привлекло ощущение спокойствия.

– Оно есть во всем городе. На Рождество местные жители устраивают веселый праздник с музыкой и играми для детей. В полночь на елке в середине Мэйн-стрит загораются гирлянды и огромная звезда.

– Похоже, этот городок отличное место для того, чтобы растить детей, – задумчиво произнесла Тринити.

– В семье, у которой я купил этот дом, были мальчики-близнецы. Отец брал их с собой в походы и на рыбалку. Оба раза, когда я приезжал смотреть дом, внутри пахло шоколадным печеньем. Я обожаю шоколадное печенье.

– Ты когда-нибудь пробовал испечь его сам?

– Нет. Обычно я покупаю его в кондитерской в городе. А ты печешь?

– Раньше мне все время приходилось самой готовить еду, поэтому сейчас я избегаю готовки при любой возможности.

– Ты когда-нибудь ходила в туристский поход?

– В Колорадо нет.

Положив руку под голову, Зак улыбнулся, мечтательно глядя на потолок.

– Пейзажи здесь изумительные. Воздух чистейший, особенно в горах.

– Звучит так, будто ты не спешишь возвращаться в Нью-Йорк.

– Нью-Йорк мой дом.

– Разве не говорят, что дом человека там, где он отдыхает душой?

Повернувшись к ней лицом, Зак убрал с ее щеки прядь волос и спросил:

– А где ты отдыхаешь душой, Тринити?

Этот вопрос застал ее врасплох. Немного подумав, она ответила:

– Я все еще нахожусь в процессе поиска.

– Значит, работа в журнале – это не твое призвание?

– Это то, чем я зарабатываю себе на жизнь, а не отражение моей сущности.

– Почему мне кажется, что тебе следует работать с детьми?

На нее нахлынули болезненные воспоминания, и она поморщилась.

– Хочешь верь, хочешь нет, но я когда-то работала в службе опеки. Это был недолгий опыт. Я принимала проблемы каждого ребенка слишком близко к сердцу и быстро поняла, что, если буду продолжать в том же духе, мне не хватит душевных сил.

– Думаю, что сердобольность – главное качество для подобной работы. Любая организация, занимающаяся проблемами детей, была бы рада иметь тебя в качестве сотрудника.

Ей захотелось обнять его за такие слова, но она сдержалась.

– Мне все время казалось бы, что я делаю недостаточно.

Зак мягко улыбнулся:

– И это говорит человек, который столько всего может отдать другим.

Когда он склонился над ней и снова накрыл ее губы своими, ее захлестнула волна новых эмоций. Они наполнили ее энергией и в то же время странным спокойствием. Они с Заком Харрисоном были едва знакомы, однако в эту минуту ей казалось, что он знает ее лучше, чем кто-либо, включая ее саму.

Рычащий тигр с длинными клыками выскочил из зарослей, но прежде чем он успел схватить Бонни, Зак проснулся. Его сердце бешено колотилось, и он не сразу понял, что кто-то настойчиво стучится в окно. Когда он увидел женщину средних лет, внутри у него все оборвалось. Осознав, что на нем нет одежды, он схватил с ближайшего кресла плед и обернул его вокруг пояса. Нужно будет все-таки установить на окна ставни. Он пребывал в полном замешательстве и вряд ли когда-нибудь забудет этот момент.

Тринити застонала, села в постели и зевнула. На ней тоже не было никакой одежды.

Потерев сонные глаза, она посмотрела на него и нахмурилась:

– Что происходит?

– Похоже, кто-то пришел.

– Кто-то еще, кому нужен кров?

– Это женщина из службы опеки. Наверное, она стучала в переднюю дверь, но ей никто не открыл, и она поднялась на второй этаж по наружной лестнице.

Лицо Тринити исказила гримаса ужаса. Когда она надела халат, Зак открыл стеклянную дверь и впустил гостью внутрь.

– Мистер Харрисон, я Крессида Кэссиди, – произнесла женщина со строгим лицом. – Вижу, я приехала не в самое подходящее время.

Зак посмотрел на Тринити, которая выглядела как провинившаяся школьница.

– Все в порядке, – ответил он.

Мисс Кэссиди натянуто-вежливо улыбнулась:

– Вы не упоминали, что вы женаты, мистер Харрисон.

– Я не женат.

Женщина фыркнула:

– Ясно.

– Это Тринити. Тринити… э-э…

– Мэттьюз, – пришла ему на помощь Тринити и пожала руку мисс Кэссиди.

Зак пригладил взъерошенные волосы:

– Рано утром мой мозг плохо работает.

– Уже десятый час, – сказала мисс Кэссиди, отдернув свою руку, словно Тринити была заразной. – Прошу прощения за то, что застала вас обоих врасплох. Наверное, вы еще не знаете, что прямо перед вашей входной дверью лежит упавшее дерево. Я обошла дом и поднялась…

В этот момент снизу донесся громкий крик, и мисс Кэссиди, прервавшись, резко побледнела. Тринити помчалась вниз. Малышка кричала так громко, словно ее кололи булавкой. Зак заставил себя стоять на месте и ждать ее возвращения. Мисс Кэссиди посмотрела на него с подозрением:

– Мистер Харрисон, где ребенок?

– Не волнуйтесь, с малышкой все в порядке, – заверил ее Зак. – За ней присматривает Фидо.

– Фидо? Кто это?