Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни - Джордж Гриффит

этот титул означает «Тигр-Владыка Ашшура». Но самым важным из моих открытий оказалось то, что за века моего долгого сна искусство превращения кованого железа в сталь было совершенно забыто, таким образом, я был единственным живым человеком, обладавшим тайной, которая могла принести мне империю. Все это и многое другое, говорю я, вы должны принять как должное, ибо есть лучшее применение для моего пера, чем утомлять вас рассказами о ходе моего трехдневного путешествия с новообретенными друзьями-торговцами в Ниневию.

И все же было одно зрелище, мимо которого мы проехали, о котором я должен упомянуть. На третий день перед самым восходом солнца мы увидели на севере равнину, изрезанную огромными холмами темной земли, по которым ветер гонял серые пески пустыни. Они простирались на много километров во всех направлениях, и мои спутники сообщили, что это все, что осталось от гряды гор, размытых дождями бесчисленных зим.

Но внутренний голос шептал мне, что они ошибаются, что под этими огромными бесформенными курганами погребено все, что осталось от города Великого царя и башни Бэла, и что в земле вокруг города лежит забытая пыль доблестной армии, которая последовала за мной из Армена две тысячи лет назад. Я мог бы рассказать им то, что быстро отправило бы их туда охотиться за сокровищами, вместо того чтобы торговаться на рынке в новой Ниневии, но я промолчал, так как зачем мне тревожить место упокоения могучих мертвецов ради выгоды кучки торговцев, которые и так были богаче, чем им было нужно.

Поэтому я промолчал обо всех чудесах, о которых мог бы им рассказать, и наконец мы прибыли в Ниневию. И хотя на мой взгляд она выглядела проще той славной столицы первобытного мира, все же, по правде говоря, новая Ниневия с ее могучими стенами и величественными башнями, сияющими воротами и огромными храмами и дворцами, облицованными сверкающим, словно снег, мрамором, возвышающимися террасами пирамид ярус за ярусом высоко над всеми, эта Ниневия была достойной дочерью величественной матери, которую она забыла.

В ту ночь мы разбили лагерь на широком поле, отведенном для торговцев вокруг колодца у главных, восточных ворот города, и, пока финикийцы распаковывали товары и готовили их к выходу на рынок на рассвете, я развлекался тем, что чистил меч, шлем и кольчугу, гадая, что же может случиться со мной завтра в городе Тигра-Владыки.

Конечно, в лагере не обходилось без посетителей, и среди них было немало солдат и офицеров армии Тиглата, ярко разодетых, легковооруженных самодовольных щеголей, какими они представлялись на мой суровый, старомодный взгляд, однако, по всем сведениям, хорошо обученных, дисциплинированных и справедливо наводивших ужас на врагов. И все же, глядя на них, я бы не задумался дважды перед тем, как обрушиться на их десять тысяч со своим двухтысячным отрядом кавалерии Армена.

Можете поверить, что мой рост (а я был на добрую голову выше самого высокого из них), светлые, струящиеся локоны, странная белая кольчуга и меч недолго оставались незамеченными, и очень скоро один из офицеров подошел и приветствовал меня с тем ощущением товарищества, которое всегда возникало из братства по оружию, и спросил, как меня зовут и откуда я. Его слова звучали для меня как искаженный диалект старого языка, на котором мы говорили раньше, до того, как языки людей были смешаны после падения исполинской башни, как рассказали мне финикийцы. Когда я ответил на его приветствие на языке своего старого мира, он уставился на меня и тут же принялся задавать вопросы, на которые я отвечал, что взбредет в голову, и рассказал о себе столько, сколько считал нужным, и далеко не все было правдой, потому что я не хотел стать на следующее утро объектом пристального внимания всего города.

Наконец он прямо спросил меня, не хочу ли я поставить свои крепкие руки и длинный меч на службу Великому царю, как он его называл, чтобы завоевать славу, добычу и, может быть, провинцию в армии Ашшура, в которой, как он признался мне, сам был командиром десятитысячной дивизии. Я забыл о хороших манерах и громко рассмеялся над этим предложением, потому что невольно подумал, как этот украшенный золотом, одетый в алое воин разинул бы рот в изумлении, если бы я рассказал ему, как в давно забытые дни я встретил и победил в единоборстве самого могучего Нимрода, предка Тигра-Владыки, которому он поклонялся как богу. Но вместо этого я попросил у него прощения и объяснил, что в настоящее время у меня нет хозяина и я не нуждаюсь в нем, что я путешествую, чтобы увидеть мир и его города, и собираюсь сделать это по-своему.

— Но что, если ты нужен моему господину царю, и он прикажет тебе следовать за его знаменем? — спросил он с внезапной надменностью, от которой моя горячая кровь всколыхнулась, и мне захотелось свалить его на землю за дерзость.

— Тогда, — медленно произнес я, положив руку ему на плечо и сжав его так, что он невольно вздрогнул, — я скажу твоему хозяину, что он мне не нужен и что я не приду.

— Ответ, который заставит тебя корчиться на остром колу за городскими воротами, прежде чем ты станешь на час старше, — заметил он с улыбкой, которая была приятнее его слов, — и видеть это зрелище мне было бы очень грустно, потому что, откуда бы ты ни пришел, ты самый лучший сын Анака, которого я когда-либо встречал, и мне хотелось бы видеть твою хватку на горле врага Ашшура, а не чувствовать ее на своем плече. Итак, поскольку Великий царь уже слышал о тебе, не удивляйся, если утром тебя призовут к нему, и, прошу тебя, говори с ним справедливо, потому что те, кто поступал иначе, уже не живут.

— Если он пошлет ко мне, как один царь к другому…

— Что? Неужели ты царь в своей стране? — прервал он мою необдуманную речь, отступив на шаг.

— Да, царь и в моей стране, и здесь, — ответил я, смеясь, чтобы скрыть свою ошибку, — царь хорошего клинка и сильной руки, и того царства, какое они смогут добыть мне. Может ли твой господин дать мне больше в обмен на мою свободу?

— Слова воина! — улыбнулся он, — и завтра ты подтвердишь их. Но сейчас городские ворота закрываются, а я сегодня ночью в карауле. Ты увидишь меня снова вскоре после восхода солнца.

С этими словами он удалился, и действительно, едва солнце подняло свой диск над равниной, он оказался у моего шатра в сопровождении ярко одетых воинов в полированных