Быть бизнес-лидером. 16 историй успеха - Сергей Филиппов

Я появился на свет ровно через девять месяцев после свадьбы студентов Технологического института. Случилось это в поселке Приволжском Налимановского района Астраханской области, где мои родители проходили многомесячную преддипломную практику. Пробыл я там всего два месяца, но в паспорте на веки вечные осталась запись о том, что я – волжанин, этакий деревенский парень, тогда как все мои родственники родились в Ленинграде. У нашей семьи глубокие петербургские корни. Из истории можно узнать о моем предке Викторе Обнорском, который активно участвовал в жизни Петербурга в XIX веке. Он был революционером и одним из первых организаторов рабочей партии в Российской империи. За политическую деятельность его посадили в Петропавловскую крепость, после чего революционер Степан Халтурин устроил теракт в Зимнем дворце, пытаясь отомстить за Обнорского.

Считаю одной из самых больших удач в жизни – родиться у таких людей, как мои мама и папа. По профессии они инженеры. Отец закончил карьеру заместителем директора научно-исследовательского института, а мама – инженером-конструктором I категории. Если бы мы жили на Западе, то, вероятно, они были бы очень богатыми людьми, поскольку папа разработал аппарат по производству синтетического каучука. Вся искусственная резина в СССР производилась на его аппаратах. Также отец возглавлял направление по разработке системы жизнеобеспечения космических станций, чтобы космонавты могли находиться на орбите более трех месяцев без отравления накопленными токсинами. Мама тоже была ценным специалистом, правой рукой генерального конструктора Оренбургского гелиевого комбината – основы «Газпрома». Когда она собралась уходить, к нам домой приходили целые делегации ее коллег, пытаясь отговорить: «Наталья Павловна, ни в коем случае, мы без вас никак». Она действительно очень хорошо разбиралась в профессиональных вопросах.

Еще у меня есть брат – Артем Баконин, очень известный адвокат. Поскольку он на десять лет меня младше, я воспринимал его не как товарища, а как объект для экспериментов. Однажды я подстриг ему ресницы. Дома был страшный скандал. «Изуродовал ребенка!» – кричали родители. «Наоборот, они вырастут еще лучше», – отвечал я. Если сейчас вы посмотрите на моего братика, то увидите, какие у него замечательные, как у девушки, ресницы. Это моя заслуга.

В семье у нас всегда была хорошая атмосфера за исключением тех моментов, когда мама ревновала папу. Ее ревность часто была безосновательной, и из-за желания восстановить справедливость я был на стороне отца.

Родители во многом для меня – пример поведения. Как-то мне предложили на основе моего учебника о журналистских расследованиях защитить диссертацию. Я отказался, потому что помню, как отец писал свою диссертацию. Тогда мы жили в двухкомнатной квартире. Отец работал в комнате, где стоял мой диван. Когда я засыпал, он работал за столом, когда просыпался, он спал за этим же столом. Так продолжалось до тех пор, пока он не закончил диссертацию. Скажу вам, что любой ребенок, который видит такое, во-первых, начинает уважать своего отца, потому что это достойное мужское поведение, а во-вторых, он сам никогда не сможет поступить по-другому. Я не знал людей лучше, честнее и талантливее моего папы. Он свободно говорил по-немецки, обладал прекрасным чувством юмора. Еще в отце мне нравилось его равнодушие к привилегиям, которые ему полагались по статусу. Например, он намерено не пользовался служебной «Волгой». Считал это неприличным. Ездил на работу вместе с мамой на автобусе. Вот такой человек. Из детства я помню множество историй, связанных с отцом. Например, когда мне было семь лет, отец уехал стажером-аспирантом в ФРГ на год. Нам с мамой было очень тяжело. Она переживала, плакала. Письма приходили очень редко. Нормальной телефонной связи не существовало. Потом отец приехал и привез огромное количество подарков, сказочных по тем временам: индейцев, ковбоев… Это было невероятное счастье.

В детстве я был хулиганистым, но при этом очень читающим. Был достаточно спортивным: занимался сначала фигурным катанием, гимнастикой, плаванием, потом дзюдо и самбо. Вообще я не любил спорт и сейчас не люблю. Мой тренер говорил, что я – ошибка Господа Бога: техника есть, а желания заниматься нет. Мне никогда не нравилось соревноваться. Когда я видел, что мой технический уровень выше, то сразу терял интерес к схватке и часто проигрывал из-за отсутствия азарта. Настоящий спортсмен тем и отличается, что может победить соперника усилием воли, твердостью характера, потому что стремится занять первое место. Для меня медаль никогда не была стимулом. Занимался, потому что мне нравилось чувствовать себя сильным, подтянутым, это придавало уверенности.

Еще одна причина, по которой я не люблю спорт, – отсутствие честности. Однажды против меня на чемпионате Союза среди старших юношей на ковер вышел грузин, который перед схваткой снял обручальное кольцо. И мне тоже приходилось под чужими именами выступать на соревнованиях по борьбе. Это была распространенная практика. Более того, мы видели, как наши тренеры проворачивали махинации с талонами и после сборов увозили чемоданы шоколада. Это производило на нас очень неприятное впечатление, потому что казалось, что так быть не должно. Тогда в спорте, как нигде, цинизм был высочайший. Не думаю, что с тех пор в этом плане что-то сильно изменилось.

В школе я учился хорошо. От папы с мамой мне достались определенные способности и отличная память. С двух прочтений я мог запомнить страницу печатного текста, даже со всеми знаками препинания. При этом я очень быстро читал, это от мамы. Учеба давалась мне легко. Я с седьмого класса не делал домашних заданий дома, потому что успевал выполнить их на переменках. Для меня не было разницы – гуманитарные предметы или точные науки. Математика мне нравилась так же, как литература, история и иностранные языки.

Изначально я хотел быть археологом. Еще пионером ходил заниматься на малый истфак СПбГУ. Там во мне сломали интерес к профессии, сказав, что археологами мы не станем, их переизбыток, а будем учителями истории. Учителем быть я не хотел ни в коем случае. Тогда задумался о военной карьере и стал готовиться к поступлению в Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе.

Потом случайно узнал, что есть Восточный факультет, а там – кафедра истории Древнего мира. Если честно, я не очень понимал, что меня ждет с таким образованием, но поскольку в учебной программе была история и все казалось загадочным, необычным и интересным, то решил поступать именно туда. Все говорили, что туда можно поступить только по блату, но у меня не возникло никаких сложностей. Я был секретарем комсомольской организации школы, поэтому легко получил рекомендацию от горкома: без нее поступить было нельзя. У меня не было медали, но я все вступительные экзамены сдал на пятерки. А что, собственно, там было сложного? Я ходил в обычную школу, но немецкий учил с отцом и на курсах, поэтому говорил лучше, чем выпускники спецшкол. Единственное, что меня волновало, – сочинение. С содержанием сочинений у меня никогда не было затруднений: со второго класса любил фантазировать и рассуждать в письменном виде. А вот случайно сделать ошибку – боялся: те люди, кто с детства много читает, как я, автоматически пишут достаточно правильно, не зная правил. Устный экзамен по литературе и истории тоже не пугал, поскольку я читал быстро и много. Обсудить перипетии сюжета «Войны и мира» или исторические события с университетским преподавателем разве сложно?