Тело Дженнифер - Одри Никсон

Он улыбнулся:

— Точно. Ты снова права.

Я набрала номер — нет ответа. Потрясла телефон, ударила о бетон и набрала еще раз — снова тишина. Ни гудка, ни подсветки. Мобильный не работал.

— Сломался. Повсюду слизь… — проклятая Дженнифер!

Чип закашлялся и харкнул кровью. У него задрожали ресницы.

— Все, я ухожу… — еле слышно проговорил он. Я прижала его покрепче и с жаром прошептала:

— Никуда ты не уходишь! — Невозможно это! Нет, нет, ни за что!

Чип попытался улыбнуться и скривился от боли.

— Мне конец, Ниди. Я умираю. На самом деле, я уже умер, но вдруг появилась ты, и я очнулся, когда услышал твой голос.

Я, икнув, всхлипнула. Самые приятные слова в моей жизни! Ну почему, почему так все вышло?

— Я люблю тебя! — сдавленно проговорила я, залив Чипа соплями. Не слишком романтично получилось, но ведь мы не в сказке. Все взаправду, и счастливого конца не предвидится. Хотя я никогда не думала, что он будет так ужасен.

— И я тебя, — ответил Чип. — Тебе очень идет это платье.

Я засмеялась, правда, смех больше напоминал кашель.

— У тебя бред.

Чип дотронулся до моего лица и заглянул мне в глаза:

— Нет. Когда умираешь, видишь все гораздо четче. Различаешь, где правда, а где ложь. Вокруг правды мерцает свет, как вокруг тебя. И ты действительно очень красивая.

Я снова разрыдалась. Думала, слезы закончатся, но не тут-то было. Какая же я глупая!

Для того чтобы я осознала собственную ценность, любимый человек должен был умереть у меня на руках! И даровала мне ее вовсе не Дженнифер — я всегда что-то значила сама по себе!

— Лучше уходи, — сказал Чип, — скоро приедет полиция. Она может неправильно понять ситуацию:

— Никуда я не пойду! — я прижала Чипа покрепче.

— Но я все равно умру, — прошептал Чип.

— Нет! — прохрипела я. Но его глаза закрылись, а тело обмякло. Моя любовь была мертва.

Я, зарыдав, прижалась лицом к его разодранной, изуродованной груди и, измазавшись в его крови, поклялась отомстить.

Чип, милый, прости меня, пожалуйста!

Все же Чип был прав. Перед смертью он сказал очень умную вещь. Если бы я осталась, полиция сразу бы меня задержала. А допустить этого нельзя — предстояло слишком много дел.

Я в последний раз поцеловала Чипа и осторожно его отпустила. Секунду вглядывалась в любимое лицо, пытаясь запомнить навсегда, а затем ушла. Словно во сне перелезла через ограду и поковыляла обратно в спортзал. Спешить было некуда. Чип уже свое оттанцевал.

Стояла кромешная тьма, В Дьявольской котловине не так много фонарей. Я дошла до парковки, залитой тусклым ядовито-желтым светом. Рядом с ней сосалась какая-то мерзкая парочка. Я уставилась на них. Неужели кто-то может веселиться?

— Слышь, ты, толстуха, чего вылупилась? — спросила девчонка.

— Смотрю, как облизывают твои уродские губы.

Нехорошо, конечно, но мою душу разъедала горечь.

— Ну-ка повтори! — сказал парень.

Я опустила глаза. Постепенно дошло, как я выгляжу: разорванное страшное платье (правда, красивым его в принципе назвать нельзя), спутанные волосы, повсюду кровь, на ногах, руках и лице — черная слизь.

Судорожно глотая воздух, зажала одну ноздрю и высморкалась, извергнув кровавые сопли. Наконец я снова дышала свободно.

Парень внимательно на меня посмотрел.

— Ты что, гот?

Я выпрямилась и наклонила голову.

— Ты знаешь, что готами изначально называли германское племя, которое поселилось в Риме? Они носили обычные льняные туники, а не черное. Интересно, почему для всех это такое открытие?

Парочка внимательно на меня посмотрела, а потом снова принялась сосаться. Никто не хочет учиться. Я поковыляла в зал.

Осторожно зашла внутрь и громко захлопнула за собой дверь. Уловки больше не нужны. Я шла к сцене, оставляя позади кровавые следы и размазывая их подолом по вощеному полу. Точь-в-точь принцесса в страшном заколдованном лесу из сказок братьев Гримм. Они на самом деле сочиняли очень страшные истории, правда, потом до них добрался Голливуд и изменил все, что смог.

Танцы не прекратились, и смех не затих. Никто не обратил на меня внимания. Как на улице в Нью-Йорке — я там как-то была. Каких чудаков только не встретишь, а всем все равно!

Я не сводила глаз с «Опасной обочины». Музыканты лупили в барабаны и исполняли какой-то дурацкий, слишком длинный инструментал, от которого шипели колонки. На удивление неудачная композиция! Первым меня заметил Николай. На нем были красный галстук и черный блейзер. И золотая рубашка. Настоящий король адского глэм-рока![6]Действительно, группа сильно шагнула вперед после выступления в «Музыкальной полосе». Николай толкнул локтем Дирка. На басисте были красная рубашка с открытым воротом и свободно болтающийся галстук. Волосы на голове уложены в ирокез.

Я подошла к сцене и взглянула на Николая. Затем поднесла два пальца к глазам и резко, как Роберт де Ниро, выбросила руку вперед. Николай испугался. Взял микрофон и сказал:

— Всем большое спасибо! Вы великолепны!

А затем нагнулся к Дирку и прошептал:

— Сваливаем.

Дирк удивленно взглянул на Николая. Тот указал на меня. Что ж, лестно, им хватило одного взгляда на мое лицо. Дирк схватил гитару и жестом велел остальным уходить со сцены. Танцующие начали жаловаться, что прекратилась музыка. Спускаясь со сцены, Николай встретился со мной глазами. Я подошла поближе, и он вздрогнул.

— Может, сыграете снова ваш хит? — с улыбкой спросила я.

Музыканты убежали, как дети. Я повернулась лицом к публике. Все молчали. Я поковыляла домой.

В кои-то веки не пришлось возиться с ключами. Я просто выбила стекло кулаком, просунула руку и открыла замок изнутри. Вошла в темную кухню и рассеянно прижала к порезу на руке полотенце с изображением маленьких хорошеньких цыплят. Затем почти ползком добралась до своей комнаты и рухнула в постель. Несколько секунд пыталась осмыслить произошедшее, но ничего не получалось. Нервные клетки больше не функционировали. У меня точно начался «вьетнамский синдром». Я легла на бок и свернулась калачиком. Перед глазами возник светящийся будильник на тумбочке, а рядом с ним фотография в рамке: я, Чип и Дженнифер. Мы улыбаемся. Мы счастливы.