Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

Мучиться неизвестностью долго не пришлось. Ксения внезапно подняла голову, и мы, не сговариваясь, бросились в прихожую. Заскрежетал в замке ключ, и Слава неуклюже посторонился, с медвежьей элегантностью отставного подпоручика пропуская вперед Маринку.

— Н-ну? — выдавил я. Дамы поцеловались.

— Все нормально прошло, — улыбнулся мне Слава.

— Пойдем, Мариш, чайку попьем, — защебетала Ксения, уводя подругу на кухню. — Мужчины, вы тоже присоединяйтесь к нам. Поговорите о своих делах и приходите.

— Идем, — сказал Слава, стаскивая кожан. «Железо» тяжело болталось в карманах.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил я.

— Все путем. Эрика в Вавильник забрали, «скорая» оттуда приехала.

— А менты?

— Без понятия, — пожал плечами Слава. — Мы их ждать не стали.

— А… — я запнулся, подозревая нечто страшное. Слава мог сотворить с пленными что угодно. — А как же эти?

— Я их отпустил, — сказал Слава.

— В смысле?

— На все четыре стороны. А че с ними делать, не солить же?

— Ну да, конечно, — пробормотал я, — конечно.

— Мусорам их сдавать — себе дороже, — пояснил друган. — Да не грусти, — хлопнул он меня по плечу. — Пошли похаваем. Потом покумекаем, че делать.

В нашем присутствии женщины сохраняли напускное спокойствие. Ксения, правда, заметно воспрянула духом, а вот моя благоверная сдерживала эмоции. Давалось ей это с видимым усилием. Я чувствовал приближение бури. «Буря, скоро грянет буря». Как только останемся одни. Разговор по душам был отложен в долгий ящик, но я знал, что он обязательно состоится.

Перед сном требушину набивать особо не стали. Подруги быстро слиняли в комнату, а мы остались «кумекать».

— Надо будет Доспехи завтра у Бори забрать. — Я придвинул большую дымящуюся чашку. Чаю было выпито много, но мандраж от этого не исчез. Денек сегодня выдался страшненький, и меня до сих пор поколачивало. Нервы, нервы ни к черту. Кладоискательская деятельность сжирает их с ненасытностью Молоха.

— Заберем.

— Как там Эрик? — спросил я. — Не слышал, что врачи говорили, жить будет?

— Выкарабкается, — успокоил Слава. — Я таких по Афгану знаешь сколько насмотрелся? Кровопотеря приличная, но смерти в глазах нет.

— Чего нет???

— Смерти. У человека, если он должен скоро тяжело заболеть или кинуться, в левом глазу на радужке черточки возникают. Не раньше чем за неделю. Что-то от Луны зависит. Мне один лепила из госпиталя рассказывал. Доступно объяснил, что к чему, а потом я и сам такие видел не раз.

— У духов тоже? — завороженно спросил я. Роковые знаки, появляющиеся на теле человека, — вовсе не миф, а научно засвидетельствованный факт, но для меня они оставались чем-то граничащим с чудом. Неудивительно, что свидетель сего мистического явления вызывал повышенный интерес.

— У всех, — емко ответил Слава.

Я вспомнил, что сегодня он застрелил человека.

Чем спас мне жизнь.

Помолчали.

— Ну и хорошо, что выкарабкается, — заключил я. — Опер к нему на больничку придет показания снимать, Эрик ему поведает про меченосцев. А прижмурился бы — мокруху на меня повесили.

— А на тебе и так мокруха висит, — криво ухмыльнулся Слава. — Соучастие, забыл?

— Полагаешь, если легавые начнут копать по «Светлому братству», разборка на Ржевке всплывет? — с памятью у меня было в порядке, но и с логикой тоже.

— Обязательно.

— А где труп? Нет жмура — нет убийства.

— Найдут, — возразил корефан. — У Бори спросят, он покажет.

— Плохо, — сказал я, — очень плохо.

Снова очутиться в «Крестах» мне не катило. Даже если удастся отмазаться от срока, посидеть придется изрядно. Следствие нынче идет долго. Это раньше оно длилось месяц-другой, а если процессник тормозился в СИЗО более полугода, уже был нонсенс. Теперь до суда могут вымораживать годами. Да и само следствие — процедура щекотливая. Начнут тянуть ниточку — размотают весь клубок. А я человек грешный, мне в тюрьму нельзя.

— Будем рубить хвосты, — решил я. — Братство имеет выход на Эрика только через полюбовничка его милого, Конна. Завтра возьмем у Бори адрес и навестим дядюшку Альфа. Надо про это Братство побольше узнать.

Слава мечтательно дернул уголком рта.

— Может, договоримся. Заинтересуем их чем-нибудь. Отдадим, на крайняк, Доспехи. Даром, прах их побери. Проживем как-нибудь до получения денег от Гохрана. Как думаешь?

— Лады, — кивнул друг. — Отчего не поговорить. От государства только бабок шиш дождешься, но надеяться можно. А теперь пошли спать, утро вечера мудренее.

Комнат у Славы было много. Хватило на всех. Когда я забрался под одеяло, Марина спросила:

— Милый, у нас когда-нибудь будет нормальная человеческая жизнь?

— А что? — сделав вид, что не понимаю, о чем речь, поинтересовался я.

— Я маме звонила, она в шоке. Папа вообще не знает, что ему думать. Вот они и спрашивают насчет жизни. Что ты по этому поводу скажешь?

— Жизнь, — я скрипнул зубами, — прекрасна!

От звука открываемой дверцы я вздрогнул. На заднее сиденье полетела увесистая сумка.

— Ф-фу ты черт, с тобой так кондрашка хватит, — сказал я незаметно подкравшемуся к машине другу.

— А ты не зевай. — Слава поудобнее устроился на пятой точке и запустил мотор.

«Волга» выкатилась на проспект Мориса Тореза, свернула на улицу Курчатова и, попрыгав по трамвайным путям, оказалась в парке Политехнического института. Слава покружил немного по дорожкам, проверяясь на предмет хвоста, и, не обнаружив оного, остановил машину перед корпусом. Справа выстроились в ряд «ракушки» преподавательских автомобилей. Было утро. Учеба в самом разгаре (как раз вторая пара началась), и любой посторонний был бы немедленно нами замечен.

— У Бори все нормален, — доложил Слава, — сегодня пойдет к Эрику в больницу, с родителями его состыковался уже.

— Менты не беспокоили его?- спросил я.

Слава помотал головой.

— А меченосцы?

— Не, никто. Я же говорю — нормалек. Но Доспехи я забрал, а то мало ли че как.

— Одного не пойму, — вспомнив о причине всех наших несчастий, я перегнулся через спинку сиденья, — как такой большой джинн уместился в таакой маленький бутылка?

— Уместится, если умять как следует. Типа ты не знаешь, как по этапу едут. Из «Столыпина» в автозак перегружают, чтобы в зону везти, а все с баулами, места мало, и вот начинают жаловаться. Тогда мент собаку выпускает, — знаешь, сколько свободного места сразу образуется?