Мортем - Наталия Шипски

в стороны, приглашая Лею обняться, и та сразу же откликнулась.

– Я люблю тебя, Рами. Лучшего друга я бы не могла и желать. Если реинкарнация существует, я надеюсь, ты станешь котом, потому что ты не любишь котов.

Они рассмеялись и выпустили друг друга из объятий.

– Теперь я точно стану котом,– будто принимая свое неизбежное будущее, ответил Рамон.

Тяжело вздохнув, он помахал Лее на прощание и ушел, бесшумно закрыв дверь за собой.

***

Машина подъехала к знакомому Рамону зданию. Зеленые буквы на вывеске складывались в слово «Салус». Рамон только сейчас узнал о том, где будет проводиться процедура. Почему-то долгое время он был уверен, что последние минуты проведет в морге.

Он прошел к стойке регистрации. Любезная медсестра средних лет взяла его под руку и повела в нужный кабинет. В центре небольшой стерильной комнаты стояло кресло, визуально похожее на то, которое можно увидеть на приеме у стоматолога. Рядом с креслом располагался небольшой белый столик, на нем лежали какие-то ампулы. Никакой другой мебели в комнате не было, потому Рамон предположил, что помещение приспособлено только для клиентов ритуальных услуг.

Через несколько минут в кабинет зашел пожилой мужчина в белом халате. С молчаливой улыбкой он набрал содержимое одной из ампул в шприц, затем обратился к своему пациенту:

– Ну что, вы готовы? – спросил он с нежной улыбкой на лице, подчеркнувшей мимические морщины.

– Уже давно готов, – ответил Рамон, протягивая мужчине руку.

Он успел прокрутить в голове множество радостных моментов перед тем, как ушел в бессознательное и вечное. Рамон, сам того не ожидая, умер счастливым. На последнем портрете, промелькнувшем в его голове перед смертью, было женское лицо с молочно-голубыми глазами и притягательной улыбкой.

***

«Даже не дал мне шанса посмотреть, как он спускается. Кому из нас сейчас тяжелее?»

Сердце Леи колотилось. Она знала, что тучи уже рядом, оставалось только дождаться, когда они нависнут.

Она пошла в комнату друга и села на его компьютерный стул. Комната вмиг стала пустой и безжизненной. Грозовые тучи были уже прямо над ее головой. Лея была уверена, что стойко переждет непогоду, не думая, насколько та может затянуться.

Катализатором для бури послужил парфюм Рамона. Сладкий, слегка терпкий аромат витал в воздухе и возвращал в солнечные летние дни, когда они поехали по магазинам и Лея вручила ему понравившийся пробник, сказав, что он идеально подходит Рамону.

«Через полчаса он умрет. Его больше нет», – в голове пронеслась первая молния. За ней вспыхнули новые. Громыхая в голове через каждые несколько секунд, они возвращали Лею в реальный мир из шокового состояния, в котором она пребывала с того дня, когда узнала о плане Рамона на его оставшуюся жизнь. Раскаты грома в виде постоянных воспоминаний нагнетали обстановку и через несколько минут пошел дождь. Сначала мелкий, в виде небольших капель с бурого неба, а затем – настоящий ливень, способный затопить и деревушку, и целый город. Лея сидела на стуле Рамона, подогнув под себя ноги, и пронзительно рыдала, так долго, что в какой-то момент начала надавливать пальцами на закрытые глаза, лишь бы скорее успокоиться.

Около клавиатуры лежала нетронутая пачка тонких сигарет. Рамон их специально купил для нее, он никогда не курил такие. Лея открыла пачку и выкурила две сигареты подряд. Никакого эффекта не последовало, кроме обожженных пальцев из-за минутной забывчивости и непотушенного вовремя тлеющего окурка.

«Как же мне себя не винить? – думала Лея, – кто тогда виноват в том, что пустил все на самотек, не пытался поучаствовать, вывести друга из его замкнутости? Почему, Рамон? Когда вообще смерть успела стать выходом? Когда люди в двадцать четыре года стали настолько себя ненавидеть, чтобы заканчивать то, что только начинается? Зачем, Рамон? Почему?..»

Лея заставила себя прекратить рыдания, затем встала и пошла на кухню. Она не разбиралась в успокоительных, но тех, которые она знала, в доме не было, только антидепрессанты, которые принимал Рамон, хотя Лея не могла вспомнить, когда последний раз Рамон принимал хоть что-то похожее на антидепрессанты.

Она вернулась к кровати друга и легла на спину. Слезы сами по себе лились из ее глаз. Лея пролежала так часа полтора, затем сил на слезы уже не осталось. Сил не осталось ни на что.

Телефонный звонок испугал Лею. Она вздрогнула от неожиданности, рука сама потянулась к источнику шума.

«Черт, это Алла Григорьевна».

– Да? Здравствуйте, – произнесла Лея, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Лея, здравствуй. Рамон не звонил тебе?

– Да, звонил… Я как раз хотела с вами об этом поговорить…

– Я ничего не понимаю, – перебила женщина, – куда он уехал? Зачем?

– Я удивлена не меньше, Алла Григорьевна! Он просто собрал вещи и поставил меня перед фактом, мол, переезжает. Не сказал куда и насколько. Забрал свои документы и одежду. Я надеюсь, он скоро вернется, хотя вид у него был крайне решительный.

– Ох, ну я еще поговорю с ним! Сначала рвался из родного дома, а теперь… И ладно я, свою мать он мало ни во что не ставил, но с тобой так поступать! Ничего, я ему мозги вправлю!

– Вы только поаккуратнее с ним, а то совсем спугнете, – Лея выдавила из себя смешок.

– Ничего не обещаю! – со смехом ответила женщина. – Ладно, я побежала. Будем на связи!

– Хорошо. До свидания.

Лея первая завершила разговор. Она ждала звонка с того же номера, но уже с телефона Рамона и даже была к нему готова.

«Не ведись на ее спектакли. Она, может, и позвонит тебе, но ее надолго не хватит. После того, как она переключится на меня, напиши ей сообщение о том, что я уехал и не смогу больше высылать деньги. По ее ответам уже поймешь, что делать дальше», – вспомнила Лея слова друга, который давал ей указания по поводу дальнейших действий по отношению к матери.

В ту же секунду завибрировал телефон Рамона. Лея с интересом посмотрела, как у него записана мама.

«Просто «мама» без фото или эмодзи. Социальный статус без личной привязанности».

Сбросив входящий вызов, Лея начала писать:

10:13 Рамон

Привет, мам. Я не собираюсь возвращаться в город и пока что не хочу ни с кем разговаривать.

10:14 Мама

Просто детский сад какой-то, Рамон. Взрослеть не собираешься? Ничего, через недельку успокоишься.

10:16 Рамон

Если я уехал, значит я так решил. Это не обсуждается. И еще. Я забрал с собой все сбережения, так что, извини, но деньги высылать больше не смогу

Снова раздался телефонный звонок, один