Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

Роман чернел лицом, слушая речи. Тонкие крылья горбатого носа его раздувались, губы кривились под усами. Красивое лицо - все холопки, служанки и сенные девки сохли по волынскому князю, его тёмным кудрям да горящим очам, - грубело.

- М-молчать! - не выдержав, вскочил он.

Бояре разом съёжились. Двое-трое худородных вообще упрятали лица в воротники шуб - торчали только лысеющие макушки.

- М-молчать, б-б-б… - Роман запнулся, еле беря себя в руки. - Я - к-князь! К-как скажу - т-так и п-п-пореши-те! Б-будет рать! От вас! Жду! Срок - седьмица! П-потом… хоть вече… х-хоть сс-с-с…

Был за Романом грех - когда волновался, делался косноязычен. Знал он за собой эту беду и потому предпочитал решать делом там, где не помогают слова. Он и сейчас, почувствовав, что путается в языке, шагнул со стольца, хватая себя за бок, где висел меч в дорогих, узорных ножнах. Сверкнула сталь.

Бояре шарахнулись в стороны. Путаясь в шубах, кинулись кто к двери, кто князю в ноги. Орали благим матом, юлили, божились, обмахивая себя крестными знамениями, целовали нательные крестики. В глазах их застыл злобный страх - а ведь порубит, ирод!

В конце концов с места не спеша поднялся дородный, одышливый именитый боярин Щепан Хотянич, слегка пристукнул посохом с резным навершием об пол и, когда бояре малость попритихли, важно поклонился застывшему Роману:

- Княже! Ты города голова, отец и защита. Но не природный ты Галичу князь - пригласил тебя боярский совет, порешила так дума, поелику ты витязь могучий, храбрый и вой отменный, да и родом средь прочих князей не последний. А посему выслушай мой сказ - заутра повелим ударить в било, созовём народ на вече, там волю свою княжью и объявишь, потому как не мы, бояре, -дружина и смерды в твоё войско пойдут. А значит, и слово за ними. Как скажет Галич - так и тебе надлежит поступать.

Роман медленно, словно закостенел, повернул в его сторону голову. Глаза смотрели невидяще.

- Это ч-что же, - запинаясь, выдохнул он, - и, к-к-к… к-коли мне скажут «не люб», тогда тоже?..

- На всё воля Галича, - пожал Щепан Хотянич плечами под пышной шубой.

Остальные бояре, враз опомнившись, загомонили, перебивая друг друга: «вече», «созови вече, князь!» Опять крестились и кланялись. Один против всех, мало не загнанный в угол, Роман тяжело дышал.

- Добро, - выплюнул он сквозь зубы, - заутра же бить в набат!

* * *

Домой бояре ворочались приподнятые, гордые и довольные собой. Кто хотел - шли пешими, посохами разгоняя толпу, кто спешил - нёсся верхами. Собирались по двое-трое, шли в гости, где пили, закусывали, потея в шубах в жарко протопленных горницах, любовались в отволочённое оконце на затянутое низкими снеговыми тучами небо и хвалились друг перед дружкой.

- Как мнишь, Фома Тудорыч, будет поход аль нет?

- Нешто не понял, Кузьма Ерофеич? Не бывать походу! Никак этого не можно! Зима да ляхи летось приходили? Иль тебе мало?

- А князь как же? Он-то как?

- А что князь? Он один, а мы - Галич! Мы - сила! Как Галич прикажет, так и поступит Роман Мстиславич.

- Ну, а коли не восхощет он сего?

- А что? - холодно прищуривался Фома Тудорыч. - Аль не понял ты, Кузьма Ерофеич? Не по нраву придётся князю слово Галича - пущай едет на все стороны! Нам такой князь не люб.

- А угры? - не на шутку пугался Кузьма Ерофеич. - Угры же идут ратью неисчислимой!

- Так угры-то, чай, нам не чужие! - вступал в беседу Володислав Кормиличич, по роду лях. - Язык, правда, чужой, да есть среди них и такие, что русскую молвь разумеют. Вера не та? Да есть и среди наших мужей те, кто по-ихнему крестится. Угры нам не чужие!

Что правда, то правда. Володислав Кормиличич говорил дело - Венгрию в Галиции знали. Многие бояре и купцы бывали там или проезжали венгерскими землями, Когда случалось им путешествовать на запад, во Францию, Швабию, Силезию и Священную Римскую империю. Были бояре, которые женились на венгерках или отдавали своих сестёр и дочерей замуж за угров - так боярин Судислав Бернардович ухитрился не только сам на венгерке жениться, но и сыновницу[17]Елизавету отдать в Венгрию в жены, а сыну оттуда вывезти невесту. Сам Володислав Кормиличич имел в Венгрии угодья. Не чужими были в той стране именитые бояре Володислав Витович и Юрий Витанович. Тесно были переплетены судьбы Галиции и угров, потому и спокойны были бояре. А мысль о том, что с угрскими войсками идёт в Галич Владимир Ярославич, подогревала их умы и веселила сердца лучше стоялого мёда.

Весел и просветлён был и Щепан Хотянич. Взойдя в свои палаты, он громко стучал посохом, топал ногами, шумом будоража слуг, и пока его переоблокали в домашнее платье, разглагольствовал перед женой:

- Вот помяни моё слово, Авдотья, не долго усидит на столе галицком князь Роман с таким-то норовом! Ещё чего удумал - на бояр, на мужей именитых кричать! Мы не волынцы, что верёвки из себя вить позволяют! Как порешим, так и будет!

- Так, может, он за дело, - пробовала отвечать боярыня.

- Цыц, баба-дура! - фыркал боярин Щепан. - Твоё дело - молчать и мужа слушаться!.. А ты, сын, - поворачивался он к старшему сыну Илье, - отцовские слова попомни - бояре, они есть корень и пуп земли Русской. На боярстве искони держалась наша земля. У кого вотчины? У боярина да князя. У кого смерды, у кого казна? У бояр. Кто в совете думу думает? Бояре. Возле князя кто стоит? Опять же - бояре! Не будет бояр - кем будет править князь? Смердами неотёсанными? Холопами своими да дружиной? А много ли возьмёшь с холопа - только подати. Думать холоп не умеет! Бона, в Новугороде, бояре сами себе князя ищут - который люб да в боярской воле ходит. А Галич чем хуже? Небось, град не малый и тоже торговый! И видал, как мы ловко с Владимиром сладили? Похотели - и согнали. А похотим - обратно примем!

Слушая отца, Илья жадно поедал его глазами. Скоро, совсем скоро ему заступать отцово место в думной палате. И тогда слова Щепана Хотянича не пропадут даром.

Тягучие удары медного била, которым обычно сзывали народ в божий храм, а ныне поднимали на вече, сливались с шумом долгого весеннего дождя. Поливало с вечера, всю ночь, не перестало и утром. Город был серый, скучный, по деревянным плашкам мостовой бежали мутные ручейки, в низинах собрались грязные лужи, по которым шлёпали сапогами и чёботами мастеровые, монахи, возчики, лодейники, кузнецы, купцы с подручными, вой и прочий люд. Среди мокрых, а потому казавшихся одинаковыми сермяг и полушубков иногда мелькали цветные убрусы женщин. Но, опасаясь дождя, многие из них оставались дома, хотя всем не терпелось узнать, из-за чего шум.

На вечевой площади, на которую выходили владычный двор, хоромы самых именитых бояр - Щепана Хотянича, Володислава Витовича и Володислава Кормиличича, - а также соборы Успенья Богородицы и Рождества, высился вечевой помост. Доски его намокли и набухли. Окружившие помост княжеские дружинники тоже успели намокнуть и мрачно озирались по сторонам.