Рассвет - Соман Чайнани

И тут увидел, что из коридора за ними наблюдает Мариалена.

– О-о-о, ваш брат та-а-а-а-ак разозлится, – протянула она.

Глава 6

Раз в день, прямо после обеда, юному Джеймсу Крюку приходилось погружать ноги в ведро с пиявками, которые высасывали его странную кровь. Вода в ведре от этого становилась голубой, а молодой пират все слабел.

Джеймс договаривался совсем не об этом.

– Ты сказал «несколько капель крови в день, чтобы добраться до Садеров», – простонал он, опираясь на одну из мачт на палубе. – А вместо этого отдаешь этим жутким кровососам все содержимое моих вен.

– Ночные Упыри – единственные, кто может найти тюрьму, где держат Садеров, – напомнил ему Рафал. Он стоял на носу, прямо под бесконечной россыпью звезд. – Восемь дней пути. Восемь дней крови. Вот какая у нас сделка. Это ты подумал о «нескольких каплях». Небольшая цена за то, чтобы получить нужные нам ответы. Нужные тебе.

– Тебе легко говорить. Это не твоя кровь! – возразил Джеймс, тяжело опускаясь на палубу. – Первые несколько дней я терпел. Я думал, боль стоит того, чтобы Садеры рассказали мне, как победить Пэна. Но сейчас я даже сидеть прямо не могу. Почему они не могли взять твою кровь? Ты волшебник. Для них этого недостаточно?

– Это ты должен мне объяснить. Они, оказывается, долго охотились за кровью семьи Крюк, – сказал Рафал. – Почему твоя кровь голубая? Что в ней такого, что так нужно Ночным Упырям?

– Легенда гласит, что Королева Русалок однажды родила ребенка от кого-то из Крюков, и с тех самых пор наша родословная испорчена, – пробормотал Джеймс. – Это все глупости…

Рафал задумчиво постучал по подбородку.

– Я не был бы так уверен…

Джеймс был слишком измучен, чтобы настаивать.

– Слушай, ты сказал, что тебе нужен капитан. Я. Капитан Джеймс Крюк. А не заложник для скармливания кровососам. Ты со своим братом тоже так поступаешь? Сначала договариваешься с ним, потом жульничаешь? Неудивительно, что Сториан больше любит его. Тут и Садеры не нужны, чтобы все объяснить!

Рафал усмехнулся.

– Вот теперь ты особенно напоминаешь мне брата. У тебя есть братья или сестры, Джеймс?

– Сестра, – сказал Крюк, прислонившись головой к мачте. – Эльза хочет стать одним из Пропавших ребят Пэна. Это как? Она думает, он герой, а я – злодей, потому что хочу его убить. Когда я спрашиваю, почему он ей нравится, она отвечает: потому что он милый, добрый и просто хочет, чтобы его любили. Как будто это вообще ответ. В этом дьяволе нет ничего милого и доброго, и он не может никого любить. Особенно девочек. Пэн играет только с мальчишками. Но она все равно по нему сохнет.

– Твоя сестра тоже похожа на моего брата – они оба доверяют не тем, – пробормотал Рафал. – Был тут один из Нижнего леса, я хотел нанять его деканом Школы Зла. Райен решил, что с ним можно завести дружбу. Чего мне совсем не хотелось, так это того, чтобы мой брат выбирал в друзья подобных людей. Именно в этом проблема таких душ, как он и твоя сестра: когда они сталкиваются со своей противоположностью, с душой, которая лучится тьмой, которая уверена в своем злодействе, это сбивает их с толку. Вместо того чтобы видеть в этом Зле врага, они поддаются обману… манипуляциям… со стороны того, кем сами не являются. Они проигрывают, даже не поняв этого.

– Моей сестре просто голову прикрутили не с той стороны.

– Нет, дело не только и не столько в этом, – напряженно сказал Рафал. – Твоя сестра и мой брат думают, что их души настолько чисты, что их просто не может привлекать тьма. Но у всех нас есть две стороны. Даже у лучших из нас. Признаться, даже я иногда творю добро. Но почему тогда Добро так боится признать, что иногда может быть злым? Отрицая свои порывы, ты делаешь их только сильнее. Возьмем, к примеру наших родных. Эльза встала на сторону преступного, дьявольски коварного Пэна; Райен хочет дружить с кандидатом в деканы Школы Зла… Они действительно хорошо к ним относятся? Или, может быть, они просто хотят стать ими? Вот чем ты напоминаешь мне моего брата. Своей одержимостью правилами хорошего тона. Порядком. Справедливостью. Хотя на самом деле ты хочешь быть таким же, как я.

Но Крюк уже перестал слушать. Он обернулся к выходам из кают – оттуда на палубу вышли Ночные Упыри. Их было двенадцать. На них не было шляп с вуалями, и их лица были настолько бледны на фоне черных одеяний, что напоминали крохотные луны в ночи.

– Они вернулись за мной, – прохрипел Джеймс.

Но вместо этого Упыри четко потянули за канаты, поворачивая паруса в другую сторону. Крюк вообще не представлял, что они делают. На море стоял мертвый штиль, но через мгновение подул ветер, натянул паруса, и корабль продолжил ход. Ночные Упыри встали в ряд и, не говоря ни слова, ушли обратно внутрь.

– Откуда они знали, что сейчас будет ветер? – спросил Крюк.

– Спроси у них сам, – сострил Рафал.

Джеймс вздохнул. Ночные Упыри никогда не говорили и никогда не меняли выражений лиц – за исключением тех моментов, когда требовали крови Крюка. Тогда их глаза начинали подрагивать, они высовывали языки и начинали издавать странный гудящий звук, словно пчелиный рой, – будто чужая кровь – единственное, что еще поддерживало в них жизнь. Кровь Крюка имела для них какую-то особую ценность. Настолько особую, что они готовы были ради нее даже плыть к тюрьме на дне моря. Все дело в густом голубом цвете? Или еще в чем-нибудь? Может быть, у крови Крюка какой-то особый вкус, которого сам Джеймс никогда не узнает? Но каким бы ни был ответ, одно Джеймс знал точно: если он и дальше будет отдавать им кровь, долго не проживет.

– Завтра восьмой день – а это значит, что завтра мы погрузимся в море, – успокоил его Рафал, словно прочитав его мысли. – Все будет хорошо.

– О, да ладно. Тебе-то что до меня, – прохрипел Джеймс. – С тебя станется и убить меня сразу после того, как мы доберемся до тюрьмы.

Рафал скривил губы.

Джеймс резко выпрямился.

– Ты собираешься меня убить?

– М-м-м, вообще я так и планировал, – признался Рафал. – Ты был мне нужен только ради твоей крови. После того как Ночные Упыри доведут нас до подводной тюрьмы, я смогу выбраться. А Капитан Пиратов как-то особенно и не ждет твоего возвращения. Нам обоим будет легче, если ты просто исчезнешь.

Крюк не мог стать еще бледнее,