Кризис среднего возраста - Инна Туголукова

А запретный плод, став дозволенным, мгновенно утратил сладость. Зоя это чувствовала, злилась, страдала — он раздражался. Она плакала — он был равнодушен. То вдруг жалел ее, то ненавидел и даже испытывал гадливое отвращение к ее лону, объятиям и поцелуям.

Надо было немедленно уйти отсюда, пока его не затянуло, не засосало чужое болото. Объясниться с Зоей и уйти. Конечно, это совсем непросто, вот так прямо сказать человеку в глаза: «Я не люблю тебя, Зоя. Это была ошибка. Прости, я ухожу». Гораздо легче собрать вещички и исчезнуть, слинять по принципу «а был ли мальчик?». Или на худой конец оставить записку. Но было в этом что-то сучье, подленькое, не мужское.

Значит, оставалась только одна возможность сохранить хотя бы каплю достоинства — объясниться. Но как воспримет его благородную честность Зоя? Зарыдает, забьется в истерике или тихо заплачет? Вцепится в него с отчаянным бабьим криком «Не пущу!»? Или молча посмотрит, как перепуганный насмерть несчастный ребенок, и он потом будет жить с этим страшным взглядом в душе? Оскорбит, обидит, обольет презрением? «Или вмажет промеж рогов мороженым мясом?» — усмехнулся Артем.

А разве у него есть рога? Мысль о возможной Аниной (именно Аниной!) измене показалась такой чудовищно дикой, что его передернуло. Хотя о какой измене может идти речь? Кому она должна хранить верность? Бывшему мужу, который тайно отодрал ее подругу, а теперь делает это открыто? Ушел из дома, ушел из жизни и украдкой кладет деньги в почтовый ящик? И при этом еще чувствует себя оскорбленной невинностью. Ну как же? Мясом его ударили промеж рогов…

То, что его Аньку может тронуть какой-то козел, казалось таким непереносимым унижением, что хотелось завыть от бессильной ярости и боли, словно это его самого «опустили», растоптав достоинство и гордость. Он мучительно ревновал ее к мифическому сопернику и понимал, что вчистую проиграл эту битву, заведомо уступив победу.

Он даже не жаждал обладать ею физически, просто хотел, чтобы она была рядом. Жужжала над ухом, подавая ужин, и сердилась, что опять он ее не слушает. Возилась на кухне, часами болтала по телефону, виновато поглядывая в его сторону. Гладила его рубашки, смешно поджимая от усердия губы. Читала свои глупые книжки, накручивая на палец короткую темную прядку. Чесала ему на ночь спину, плела Стаське тонкие косички…

И эта тоска по дому не отпускала его ни днем ни ночью, как мучительная гастритная тошнота. Смертельная тоска по родному углу, своей теплой норе, берлоге, навеки утраченному насиженному гнезду. По этому светлому раю, который он так безрассудно покинул, и уже никогда сюда не вернется. Потому что и сам не посмеет, и Анька не пустит — не простит. И пропасть, пролегшая между ними, с каждым часом его неправедной жизни с Зоей становилась все шире и глубже — не одолеть.

Аня вошла в квартиру и замерла на пороге — в комнате кто-то хрипло покашливал.

«Артем, — подумала она. — Простудился, а больные никому не нужны».

Покашливание стихло, и хамский мужской голос сказал:

— Жрать давай, сука! Что стоишь? Где шаталась? Жрать хочу! Кушать! Ням-ням!

Аня метнулась на лестничную площадку и позвонила соседям. Тетя Галя Соколова оказалась дома, подхватила топорик для разделки мяса и решительно направилась к Аниной квартире. Аня поспешила следом, чувствуя, как колотится сердце.

В гостиной, на телевизоре, сидел большой пепельно-серый попугай с пурпурно-красным хвостом и внимательно смотрел на них, склонив набок утяжеленную толстым клювом головку.

— Хочешь чаю? — приветливо спросил он.

— Боженька правый! — обомлела Аня.

— Во дает, мерзавец! — пришла в восторг соседка тетя Галя. — Прямо как в анекдоте: «Извиняйте, дядька, мы-то думали — вы птица». Ну-ка, еще чего-нибудь скажи!

— Жрать давай, коза мохноногая! — весело заорал попугай, взмахнул крылами для вящей убедительности и на всякий случай добавил: — Хрен тебе в ухо.

— Ты что, обалдел? — возмутилась Аня. — Вульгарная какая птица!

— Дай ему поесть, видишь, как просит.

— Да я его боюсь! Долбанет клювом — мало не покажется. Откуда он здесь взялся?

— Свято место пусто не бывает, — загадочно пояснила соседка.

— В каком смысле?

— Один в дверь ушел, другой вон в форточку залетел, — кивнула она на открытую фрамугу.

— Вы что же, ставите между ними знак равенства? — изумилась Аня.

— Попугай, он, конечно, не мужик, — согласилась тетя Галя, — хоть и говорящий. А все веселее будет и тебе, и Стасе.

— Ерунда какая-то! — нахмурилась Аня. — Я никогда его здесь не оставлю. Как же можно? Его хозяева, наверное, места себе не находят. И стоит он, я думаю, очень дорого. Хотя с таким лексиконом… Можно только догадываться, кому принадлежит этот попка.

— Поцелуй меня в зад, — предложил попугай.

— Уже бегу! — Аня укоризненно взглянула на развеселившуюся соседку. — Репертуарчик как раз для Стасиных ушей. Ну и что мне с ним делать?

— Объявление дай в «Авиаград». Все-таки городская газета. Не из Бразилии же он прилетел…

— Точно! — обрадовалась Аня. — У меня там знакомая работает. Я ей прямо сейчас и позвоню.

— Так поздно уже — рабочий день закончился.

— А я домой…

Она пролистала записную книжку и набрала номер.

— Ируся, здравствуй! Это Аня Денисова. Я к тебе с большой просьбой. Можно в вашей газете опубликовать срочное объявление? Прямо завтра? За любые деньги! Ко мне в форточку залетел говорящий попугай, а я не знаю даже, как к нему подступиться — он такой большой, наглый и несет всякую ерунду. Я его боюсь… Вон он накакал на телевизор, паршивец! Выручай, Ирка! Ну что ты смеешься?!

— К нам сегодня тетка пришла в редакцию. В большом ажиотаже. Говорит, на работу опаздывала, позавтракать не успела и взяла с собой банан. Идет лесочком от Кратова, банан чистит. Как вдруг налетела ворона и долбала ее клювом до тех пор, пока она банан не отдала.

— Спасибо, утешила, — сказала Аня, боязливо оглядываясь на непрошеного гостя.

— Сейчас я тебя еще больше утешу. Нам сегодня один мужик позвонил. В большом ажиотаже…

— На вашу редакцию прямо нашествие возбужденных граждан.

— А то! Так вот, этот мужик сказал, что у него попугай улетел. Может, твой?

— Адрес давай! — закричала Аня так громко, что соседка вздрогнула, а попугай лаконично заметил:

— Сука рваная.

Она торопливо распрощалась с приятельницей и тут же набрала продиктованный номер мобильного телефона. Трубку долго не брали, и Аня уже потеряла надежду, когда откликнулся мужской голос.

— Здравствуйте! — возликовала она. — Я звоню по объявлению! Насчет попугая…

— Жако?! — заволновался мужчина.