Болтушка - Моррис Глейцман

Она улыбнулась и кивнула.

Вдоль беговой дорожки выстроилась почти вся школа.

Мисс Даннинг заняла свое место и увидела банку с лягушкой по ту сторону финишной черты.

— А это что? — спросила она.

Вся школа затаила дыхание.

Я тоже.

Если наш забег запретят, Дэррин еще сто лет будет хвастаться, как он бы непременно выиграл, только ему не дали.

— Это, гм… то, на что они поспорили, — скромно пояснила Аманда.

Не девчонка, а будущий премьер-министр!

Мисс Даннинг устало улыбнулась и пожала плечами.

— Могли бы выбрать приз и поинтереснее.

Когда я подходила к старту, сзади подскочила Аманда и сжала мою руку.

— Только в конце не тормози, как тогда со мной, — прошептала она, — наоборот, поднажми еще!

А я и не знала, что она заметила. Говорить я уже не могла, просто кивнула ей и пригнулась на старте рядом с Дэррином.

— Лягушки хороши под сырным соусом, — проблеял он, но ответить я не успела: раздался свисток, и я рванулась вперед.

Старт получился неудачный, я чуть не потеряла равновесие, и Дэррин меня сразу обошел.

Я выровнялась и зачастила изо всех сил, но догнать его не могла.

Пот заливал мне глаза.

Приближалась линия финиша.

И тут я его увидела. Рядом с мисс Даннинг. Яркое пятно, фиолетовое с желтым. Я сразу поняла, что это папа!

Он махал мне руками, точь-в-точь как тогда, на спортивном празднике.

Ноги у меня вдруг стали невесомыми, и я уже не сомневалась, что выиграю.

И пускай папа от восторга перецелует всех учителей, и выбьет у них из рук завтраки, и залезет к ним под мышки, — мне было наплевать!

Пускай сам с ними разбирается.

Я поравнялась с Дэррином.

Прямо на меня неслась финишная черта.

Я протянула руки и бросилась вперед, на родное фиолетово-желтое пятно, оставив позади и линию финиша, и топот Дэррина за спиной.

Все кругом вопили как ненормальные. Аманда так стиснула меня в объятиях, что я не могла вздохнуть.

Но мне было все равно.

Я смотрела на яркую двухцветную кляксу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась никакой не рубашкой.

Это было желто-лиловое знамя Ассоциации учителей и родителей: кто-то из учителей уже скатывал его в рулон, но свободный конец еще трепыхался на ветру.

Я медленно отвернулась.

Меня тошнило. Может, просто от быстрого бега.

Займись делом, повторяла я себе, займись делом.

Дэррин валялся на траве. Вот уж кому было по-настоящему тошно.

Он скосил глаза на меня, потом на лягушку, а потом опять уставился в землю.

На секундочку у него на лице мелькнуло такое же несчастное выражение, как вчера, когда старшие братья послали его подальше.

Я ему чуть не посоветовала пойти домой и сказать своим братьям, чтоб не выпендривались.

Но время для этого было неподходящее, так что я отыскала свой рюкзак, вытащила коробку для завтраков, а из нее — подгоревший яблочный пончик, который собиралась поскоблить с боков и съесть на перемене.

Я протянула его Дэррину.

Он тупо уставился на пончик, потом на меня.

Я достала блокнот и ручку, но Аманда уже сказала вслух именно то, что я собиралась написать.

— Пончик с лягушатиной.

Понимаем друг друга без слов!

Дэррин взял пончик, и на какое-то мгновение мне почудилось, что он смотрит на меня с благодарностью.

Впрочем, такие вещи трудно разглядеть на лице, по которому вечно блуждает кривая ухмылка.

Я подобрала с земли банку с лягушкой и повернулась к мисс Даннинг, чтобы спросить, как она думает, не слопает ли эта великанша всех наших лягушат.

Но пока я писала в блокноте свой вопрос, кто-то громко окликнул мисс Даннинг.

К ней бежал мистер Фаулер, запыхавшийся и красный от волнения.

— Эта окаянная девчонка опять заперлась в шкафу, — сообщил он. И уставился прямо на меня. — Значит, там заперся кто-то другой, — догадался он, и все мы еще немного помолчали.

И вдруг я кое-что вспомнила, и сердце у меня подпрыгнуло аж до самого горла.

И хотя после гонки мне было все еще больно дышать, до школы я добежала секунды за три.

Я встала перед дверью стенного шкафа — того самого, что в коридоре, возле учительской, — набрала в грудь побольше воздуха и засвистела из Карлы Тэмуорт: «Сердце звонкое, как бубенец».

Я могу свистеть довольно громко, только мотив перевираю.

Тут примчались мистер Фаулер, и мисс Даннинг, и целая толпа ребят. И все они глазели на меня как на чокнутую.

Но мне было наплевать.

Дверь шкафа заскрипела, задергалась, потом распахнулась, и вышел папа.

— Ты вовремя, — сказал он, — а то я забыл затычку для носа, а вонища там такая, что скоро стены разъест.

Теперь уже я глазела на него во все глаза.

На нем был серый костюм, белая рубашка и коричневый галстук-бабочка.

Брюки и рукава пиджака были ему коротки.

Рубашка — слишком большая, так что «бабочка» заехала на подбородок.

Я не знала, то ли мне захихикать, как мисс Даннинг, то ли разреветься чуть не перед всем классом.

— Пап, — сказала я, — у тебя такой нелепый вид!

Он смущенно улыбнулся.

— Вот что значит покупать одежду у этого тупицы. Вечно у него нет нужного размера.

Мы крепко обнялись, хотя в новом костюме папе было трудно двигать руками.

И хотя сама я от счастья еле ворочала мозгами, я все-таки отметила про себя, что яркие атласные рубашки в смысле покроя куда лучше приспособлены для объятий, чем деловые пиджаки.

Потом папа отправился беседовать с мистером Фаулером и сумел убедить его и сержанта Винелли, что человек в таком строгом костюме просто не может быть плохим отцом. А потом он увез меня и Аманду к нам домой ужинать, и мы развели во дворе большой костер и жарили на огне сосиски и зефир.

Когда папа переоделся, меня так и подмывало бросить в огонь его новый костюм.

Но я этого не сделала.

Я подумала, что он еще может пригодиться: вдруг папа снова отобьется от рук.

Я, может, и поглупела от счастья, но не такая уж я дура

— Начнем с того, что пес в своем уме. Согласна?