В поисках копей царя Соломона - Тахир Шах

Больше всего меня удивляло, как Самсон смог вырваться из порочного круга жизни на золотых приисках.

— Старательство похоже на наркотик, — рассказывал он. — Чем больше у тебя золота, тем больше тебе его требуется для возбуждения. Рядом гибнут близкие друзья, но ты даже не думаешь о них. Ты способен думать только об араки, о проститутках из Тигрея и бесполезном хламе, который ты собрался купить.

Отец Самсона постоянно рассказывал детям о ценности образования. Знания, убеждал он юного Самсона, — это ключ, который способен открыть дверь в жизнь. Меня поразили четкие цели, которые поставил пред собой Самсон после того, как бежал из мира старателей. В свободное время он изучал программирование — профессию, которая, как он слышал, пригодится ему, когда он уедет в Америку.

— Я впустую потратил годы, работая на прииске, как эти люди, — сказал он, прижимая Евангелие к животу. — Я отвернулся от родителей и настоящих друзей, обвиняя их в ревности. Но хуже всего то, что я отвернулся от бога. Если бы я не уехал, я давно был бы мертв. Конечно, теперь я намного беднее, но водить такси — это гораздо более благородное занятие, чем у них!

Он махнул рукой в сторону старателей, которые были готовы к еще одной бесплатной порции спиртного, и стал умолять Ноя бросить старательство. Но Ной ответил, что он не мыслит себе другого занятия, привык к возбуждающему чувству опасности и материальной награде за риск.

После того как я потратил на угощение столько, сколько мог себе позволить, в бар вошла вереница проституток из Тигрея, одетых в желтые пластиковые туфли и прозрачные топы.

Их волосы были заплетены в тугие косички, а на губах сверкала фиолетово-розовая помада. У старателей денег не было, но девушки обслуживали в кредит. Самсон сказал, что некоторые из сидящих в баре мужчин — самые старые — женаты.

Но им нравились проститутки, которых старатели считали опытными в искусстве любви. Одна из женщин, с более пышными, чем у остальных, формами, присела рядом со мной. Ее звали Ханна. Когда я спросил, что она думает о старателях, девушка закатила глаза и чмокнула меня в щеку.

— Ты завтра идешь в Америку? — ответила она вопросом на вопрос.

Я не понял, что она имеет в виду.

— Нет, нет, я пробуду здесь, на прииске, несколько дней.

— Не идешь в Америку… завтра?

— Нет, — ответил я.

Она фыркнула и занялась массивным субъектом со свежим шрамом на щеке. Я услышал, как она опять спрашивает об Америке. Я сомневался, что у ее собеседника есть паспорт, не говоря уже об американской визе. Но он погладил девицу по бедру и прошептал: «Америка, Америка».

Вечер тянулся бесконечно — Самсон и Ной обсуждали евангельские притчи, а старатели все больше залезали в долги к проституткам и одноглазому хозяину бара. Через несколько часов мне начало казаться, что уже все вокруг говорят об Америке, причем каждый, кто произносил это магическое слово, удостаивался повышенного внимания девушек из Тигрея.

Устраиваясь на ночь в хижине Ноя, я размышлял, почему все население поселка мечтает попасть в страну, о которой они практически ничего не знают. Самсон почти все время говорил о том, как он будет жить в дальних краях.

Я чувствовал, что, даже читая Библию или обсуждая жизни апостолов, он не перестает думать об Америке.

Для него и всех остальных Америка была страной возможностей, местом, где у жителей Эфиопии есть перспективы и будущее. Самсон уже обращался в посольство США за визой, но получил отказ. Он знал, что шансы получить разрешение на въезд крайне малы, и подумывал об обходном маневре. Кто-то рассказал ему, что можно приехать в Мексику, а затем переплыть Рио-Гранде, по которой проходит граница с Америкой. Другой приятель посоветовал ему найти богатую американку и жениться на ней.

На следующее утро еще три женщины поинтересовались, не иду ли я в Америку. Затем меня окружила стайка ребятишек, продававших кукурузу и жареный ячмень; они тоже сказали, что пришло время отправляться в Америку и что они тоже хотят посмотреть, что там имеется.

— Когда? — спросил я. — Когда это будет?

— О, — мечтательно ответил один из мальчишек, — совсем скоро.

Когда первые лучи солнца осветили котлован, сотни старателей уже рыли землю и поднимали лотки с рудой к промывочным прудам. Солнце поднималось выше, нагревая землю, и работать становилось труднее. Старатели трудились, как каторжники.

Несколько лет назад я видел черно-белые фотографии Себастио Сальгадо, на которых был запечатлен огромный прииск Сьерра-Невада в Бразилии. Я вспомнил снимки сотен и тысяч измазанных грязью людей, карабкавшихся по шатким лестницам, установленным на склонах котлована. Они поднимали мешки с породой, которая затем промывалась. На прииске рядом с Шакисо лестниц не было. Рабочие сами находили опору и удерживались на стенках котлована.

В определенном смысле эта система работала эффективнее. Подъем лотков с породой по цепочке был более быстрым и требовал меньше усилий.

Старатели трудились вместе, потому что иного выхода у них не было, но у меня создавалось впечатление, что делают они это с неохотой. Если бы представилась возможность, половина из них, не задумываясь, убили бы товарища ради крошечного золотого самородка. Ной показал нам двух или трех человек, от которых следовало держаться подальше.

— Это Джосия. — Ной показал пальцем на пожилого прихрамывающего старателя. — Он убил собственную жену, заподозрив, что она спрятала от него мешочек с золотом. Он уже спрашивал, зачем вы сюда приехали.

Ной многозначительно погладил себя пальцем по носу.

— А вот Иоганнес. У него СПИД, но он продолжает насиловать девушек из Тигрея.

Чуть позже я покинул прииск и вернулся в деревню. Самсон жаловался, что от доходившей до щиколоток грязи его туфли совсем развалились, и предложил купить ему пару резиновых сапог. Мы отправились на рынок и стали копаться в ворохе выставленных на продажу поношенных вещей. Единственные сапоги оказались ярко-зеленого цвета и были велики на четыре размера. Самсон все равно купил их.

В дальнем конце рынка послышался какой-то шум. Издалека можно было рассмотреть проституток, окруживших прилавок. Они с восхищением разглядывали товар. Здесь были помада и дамские сумочки, одеяла и простыни, кожаные футбольные мячи, французский лосьон после бритья, шелковые рубашки, швейцарские часы и блоки сигарет «555». Несколько девушек подошли ко мне, упрашивая купить им что-нибудь из этой роскоши. Самсон объяснил, что все эти товары — контрабанда, которую коммивояжер раз в неделю привозит из Джибути.

Он переезжает от прииска к прииску, продавая этот хлам. Кому в таком месте нужен лосьон после бритья? Вместо того чтобы копить деньги, глупые люди приходят сюда, в Америку!

— В Америку? — переспросил я.

Самсон махнул рукой в сторону грубой, сделанной от руки надписи, которая красовалась над прилавком. На ней было одно-единственное слово на языке амхари — «Америка».