Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Операция закончилась блестящим успехом. Противник, застигнутый атакой врасплох, был наголову разбит в районе Петровское-Сучья и бежал на Бряндино. Здесь остатки его были настигнуты 5‑м Курским полком и окончательно уничтожены. Наши передовые части заняли Мелекесс».
Несомненно, Железная дивизия Гая в тот момент еще далеко не оправдывала своего громкого названия. Тухачевский понимал, что только успех может придать необходимую стойкость, предотвратить панику и разложение. При этом молодой командарм был глубоко убежден, что все его операции блестящи, а соседние армии всегда обязаны вовремя приходить ему на помощь. Тухачевский словно забывал, что в Гражданской войне приказы особенно часто не исполнялись в срок (да и в любой войне редко когда все идет по плану), а связь работала очень скверно. И, конечно, вспоминая о первом своем славном боевом деле, как и подавляющее большинство полководцев, он не избежал поэтических преувеличений. Ни бригада Каппеля, ни другие части Народной армии, разумеется, не были уничтожены, но понесли тяжелые потери и надолго отдали инициативу красным.
Сразу же после взятия Симбирска командующий 1‑й армией отбил телеграмму Ленину: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города – это ответ на Вашу одну рану, а за вторую – будет Самара!» Телеграмма была, что называется, «для истории». Видно, запомнил Ильич разговор с «подпоручиком-коммунистом», полюбил молодого гвардейца. И ответил телеграммой не менее «исторической», как и телеграмма Тухачевского, предназначенной для многократного цитирования в официальных учебниках истории страны и партии: «Взятие Симбирска – моего родного города – есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил».
Так получилось, что главные группировки белой Народной армии действовали на казанском направлении против 5‑й армии, и в районе Перми – против 3‑й. Последнее вообще ни в какие каноны стратегии не вписывалось, жизненно важных центров у большевиков там не было. Зато это был кратчайший путь соединения с англичанами, сидевшими в Архангельске. А через порты Архангельска и Мурманска можно было эвакуировать на родину чехословацкий корпус, солдат и офицеров которого не очень прельщал долгий путь до Владивостока и оттуда – почти кругосветное путешествие морем. Потому-то только в наступлении на Котлас и Вятку, в направлении вожделенных северных портов еще можно было в перспективе использовать чехословацкие части. «Чехословацкий фактор» заставлял самарский Комитет Учредительного собрания и его преемницу – Уфимскую Директорию, созданную в конце сентября, – концентрировать свои силы на севере, тогда как Красная армия основной удар наносила в центре. Войскам Тухачевского выпала судьба освободить от белых не только родной город Ленина Симбирск, которому скоро суждено было стать Ульяновском, но и столицу Комуча Самару, взятую 8 октября концентрическим ударом. Вскоре войска Директории оставили и Уфу. Антисоветские силы на Востоке оказались в состоянии глубочайшего кризиса.
Но Тухачевскому в тот раз не довелось стать освободителем Урала и Сибири. Его перебросили на Южный фронт против казачьей армии атамана П.Н. Краснова. Она уже потерпела поражение под Царицыном, и командование Красной армии рассчитывало в первую очередь добить Донскую армию, а затем разгромить союзную ей Добровольческую армию генерала Деникина. 15 декабря 1918 года Ленин требует от Реввоенсовета Республики: «Ничего на запад, немного на восток, все (почти) на юг». А вот после казавшегося близким и реальным разгрома донцов и добровольцев открывались возможность быстрого продвижения в области, оставляемые капитулировавшими в Компьене немцами, и надежда принести на красноармейских штыках мировую революцию в Западную Европу.
Последние дни пребывания Тухачевского в 1‑й армии омрачились конфликтом с ее комиссарами. Михаил Николаевич, как и подавляющее большинство командующих, не очень-то жаловал комиссаров. Считал, что таких, как он, командармов-коммунистов члены Реввоенсовета не должны стеснять ни в конкретных оперативно-стратегических решениях, ни в приказах по кадровым вопросам и повседневной жизни боевых и тыловых частей. Комиссары, понятно, думали иначе. Кроме того, Тухачевский часто приглашал к себе родных, чтобы подкормить в голодное время за счет армейских запасов. У него по несколько месяцев гостили мать и сестры, да и жена постоянно сопровождала командарма. Все это членов Реввоенсовета порядком раздражало. Тухачевскому же не нравилось, что комиссары вмешиваются в его распоряжения и добиваются отмены отданных приказов. В конце декабря 1918 года, уже имея на руках предписание вступить в должность помощника командующего Южным фронтом, командарм 1‑й добился отзыва из армии комиссара С.П. Медведева, что повлекло череду рапортов-доносов со стороны политработников, принявших сторону своего коллеги.
В частности, комиссар 20‑й Пензенской дивизии Ф.И. Самсонович в январе 19‑го писал не только Реввоенсовету Восточного фронта, но и председателю ВЦИК Я.М. Свердлову: «Считаю своим революционным долгом дать объективную оценку работе тов. Медведева, как своего предшественника в Пензенской дивизии. В начале августа прошлого года нас около 40 человек коммунистов прибыло на Восточный фронт из Петрограда. В Пензе нас встретил тов. Медведев… Это был, кажется, не комиссар дивизии, а солдат, побывавший в окопах без перерыва несколько месяцев, весь в пыли, в изношенной солдатской шинели, загорелый, лицо осунувшееся, сосредоточенное… Тов. Медведев почти все время находился на передовых позициях, среди красноармейцев… Невольно приходит в голову сравнение первой встречи с Медведевым и Тухачевским, который приехал в вагон-салоне с женой и многочисленной прислугой, и даже около вагона, в котором был Тухачевский, трудно было пройти, чтобы кто-либо не спросил из прислуги Тухачевского: «Ты кто? Проходи, не останавливайся!»… Я могу сказать лишь одно: если у нас было бы больше таких работников, как Медведев, то наша армия была бы во много раз крепче и сильнее, чем в настоящее время».
Тогда же и комиссар 1‑й армии О.Ю. Калнин телеграфировал в Реввоенсовет Республики: «31 декабря без нашего ведома командарм-1 Тухачевский послал телеграмму Реввоенсоветам фронта и Республики, в которой называет политкомиссара Медведева явным провокатором, действия которого, по словам Тухачевского, систематически разрушают армию, и приводит следующие факты в доказательство. Первое: Медведев подрывает авторитет командарма, а именно: отменяет разрешенную командармом служебную командировку помощнику зав. разведотделом армии, которому, как главное, поручено закупить и привезти для должностных лиц штаба на праздник (очевидно, Новый год. – Б.С.) масло, поросят, муку. Второе: Медведев, будучи комиссаром Пензенской дивизии, от августа до сентября 1918 года, расстроил дивизию, последствием чего явилось отступление Пензенской дивизии у Белебея. Обвинение в явной провокации со стороны Тухачевского, молодого офицера, который, по его личным словам, знаком с
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!