Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского - Борис Вадимович Соколов

Благо, после чистки 37‑го и последующих годов вакантных должностей высшего комсостава было предостаточно. Воистину не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Но вернемся в незабываемый 1919 год. С точки зрения воинской субординации, поведение Тухачевского было недопустимо, несмотря на то, что по существу он был прав. Однако в годы Гражданской войны подобные пререкания нижестоящих начальников с вышестоящими и неисполнение приказов были довольно-таки распространены и у красных, и у белых. Например, почти одновременно со ссорой Тухачевского и Самойло, в конце мая, по другую сторону фронта командующий Сибирской армией, чехословацкий генерал Гайда, потребовал от Колчака отставки наштаверха Лебедева, а на прямой вопрос, намерен ли он, Гайда, впредь исполнять приказы Верховного Главнокомандующего, ответил: «Да, но поскольку они не будут мешать моим, как командующего Сибирской армией, оперативным распоряжениям». В итоге сначала взбунтовавшегося командарма грозились арестовать, но в конце концов оставили в прежней должности, заручившись только обещанием исполнять все приказы, а не только те, которые ему понравятся. Очень многие приказы и в Красной армии, и в белых армиях так и исполнялись: «постольку-поскольку». Грешил этим и Тухачевский, но не менее часто сам страдал от подобной практики со стороны подчиненных или соседей. К тому же связь работала плохо, поэтому приказы и донесения об обстановке часто не доходили до соответствующих штабов.

Молодая кровь играла в жилах полководца. 27‑летнему командарму казалось, что он лучше матерых генералов и полковников-генштабистов знает, как вести столь не похожую на Первую мировую Гражданскую войну. Можно было бы применить к Тухачевскому нелестную характеристику, данную Будбергом свежеиспеченным молодым колчаковским генералам из поручиков, фельдшеров и штабс-капитанов под влиянием знакомства с генералом Лебедевым: «Впечатление от первой встречи с наштаверхом неважное: чересчур он надут и категоричен, и по этой части напоминает всех революционных вундеркиндов, знающих, как пишется, но не знающих, как выговаривается… Я это уже не раз видел во время Великой войны, в штабах армий, где стратегические мальчики, сидя за сотни верст от фронта, во все мешались и всех цукали. Здесь то же самое: такая же надменная властность, скоропалительность чисто эмоциональных решений, отмены отдаваемых армиями решений, дерзкие окрики и обидные замечания по адресу фронтовых начальников, и все это на пустом соусе военной безграмотности, отсутствия настоящего военного опыта, непонимания психологии армии, незнания условий жизни войск и их состояния. Все это неминуемые последствия отсутствия должного служебного стажа, непрохождения строевой службы и войсковой боевой страды, полного незнания, как на самом деле осуществляются отдаваемые распоряжения и как все это отзывается на войсках…

Большинство ставочных стратегов командовали только ротами; умеют «командовать», но управлять не умеют и являются настоящими стратегическими младенцами. На общее горе они очень решительны, считают себя гениями, очень обидчивы и быстро научились злоупотреблять находящейся в их руках властью для того, чтобы гнуть и ломать все, что не по ихнему и им не нравится».

Справедливости ради отмечу, что барон Алексей Павлович Будберг немного понизил колчаковского наштаверха в воинских званиях. В действительности Дмитрий Антонович Лебедев, в 1911 году окончивший Академию Генерального штаба, в 1917 году был произведен Временным правительством в подполковники, а революцию встретил капитаном Генерального штаба, старшим адъютантом штаба 24‑го армейского корпуса, а в 1915 году был удостоен ордена Святого Георгия 4‑й степени. Вероятно, Будберг, произведенный в генерал-лейтенанты в 1916 году еще государем императором, настоящими чинами считал только те, которые были получены до февраля 1917 года. Головокружительная же карьера Лебедева в колчакаковской армии объяснялась острой нехваткой там кадровых офицеров. Таковыми считались те, кто были произведены в офицерские чины не позднее 1915 года, так как позднее, из-за больших потерь, в офицеры начали массово производить унтер-офицеров, а также студентов. И вот таких кадровых офицеров в войсках белого Восточного фронта насчитывалось не более 500 человек, причем особенно катастрофически не хватало тех, кто имел академическое образование и опыт штабной работы (основная масса офицеров, возвращавшихся с фронта, осела на юге, у Деникина). Поэтому Лебедев пришелся у Колчака, что называется, ко двору. Другое дело, что полководческого таланта у Дмитрия Антоновича не оказалось и все кампании он довольно бездарно проиграл. В противостоявших колчаковцам войсках Красной армии бывших кадровых офицеров было существенно больше, поэтому белые здесь порой проигрывали красным в сплоченности и боевой подготовке частей. Планирование и проведение операций в армии Верховного правителя России были не на высоте. Сам Колчак, в отличие от Деникина или Врангеля, будучи адмиралом, армейскими соединениями никогда не командовал и опыта ведения сухопутной войны не имел. Генералов же царского времени у него было наперечет: М.В. Ханжин, тот же А.П. Будберг, чей опыт непосредственно на Восточном фронте так и не был использован, – вот, пожалуй, и все.

Тухачевский, хотя до революции даже ротой не командовал, тоже, как и Лебедев, грешил дерзостями по адресу вышестоящих начальников и наверняка уже в ту пору считал себя военным гением с великим предназначением. Но от колчаковских «вундеркиндов» и «стратегических младенцев» отличался сильно, и в лучшую сторону. Он имел стратегический кругозор, далеко выходящий за пределы ротного. Будберг возмущался, что колчаковские генералы из поручиков и капитанов, стремящиеся лично вести войска в атаку, не понимают ни необходимости должным образом готовить к боям новые формирования, ни истинного состояния транспорта и его возможностей поддерживать определенный темп перевозки войск, ни реальной боеспособности армий Гражданской войны, гораздо более слабых, чем армии в войне 1914–1918 годов. Главное же, не могут объективно подойти к возможностям собственных войск и войск противника. Барон особо подчеркивал, что «28‑летние генералы из недавних обер-офицеров, очень храбрые в штыковых и конных атаках, неспособны видеть дальше своего юного, очень вострого и решительного носа, и для них собственное усмотрение и распущенная обстоятельствами воля составляют высший закон».

Тухачевский, напротив, сам войска в штыковые атаки не водил, но видел значительно дальше собственного носа. Свою деятельность в качестве командарма он как раз и начал с новых формирований, проведя мобилизацию как бывших офицеров, так и всех, способных носить оружие. В конце 1919 года в лекции «Стратегия национальная и классовая» Тухачевский специальные разделы посвятил организации транспорта, управления, темпам развития операции и проблемам укомплектования армии. Будберг отмечал одну общую особенность полководцев Гражданской войны, как у красных, так и у белых: «С революцией и сопровождавшим ее нравственным развалом и отпадением многих условностей, к власти полезло все честолюбивое, жадное, дерзкое и в сфере своих дерзаний сильное; полезло в огромном большинстве случаев не для дела и подвига, а для кормления и для упивания всеми благами власти…» Тухачевский был из тех дерзких,