Привычка ненавидеть - Катя Саммер

по ее мнению, слов мне вслед, за которые после будет пытаться отработать ртом. В этом вся Софа — сначала делает, потом думает, а извиняться нормально не умеет. Вместо слов знает только один способ, от которого я порядком устал. Всю прелесть минета теперь убивают ассоциации: косяки-пощада-отсос.

Когда все полетело к чертям собачьим? Я даже забываю, что адски хотел жрать, просто заваливаюсь в спальню, врубаю аудиосистему на максимум и ставлю случайный порядок на айподе со сломанным, мать его, экраном. Пусть Ланская знает, что не одну ее бесит все, и оглохнет от моей злости.

В результате меня довольно быстро вырубает под «Kings of Leon». Открываю я глаза от звенящей тишины — плейлист доиграл, видимо, я не выбрал бесконечный повтор. В комнате темно, будто на дворе вечер, а на деле-то и шести нет — время я проверяю на экране телефона, который орет на меня десятком уведомлений. Просто смахиваю их: сначала поем, все потом.

Я ставлю кастрюлю на плиту и достаю из морозилки пельмени. Вскипятив воду, высыпаю остатки и запускаю таймер, чтобы сгонять за чистыми шмотками — ненавижу спать в уличной одежде. Пока влезаю в треники, смотрю в окно — там сверкает молния. Небо черное, как ночь, деревья гнутся во все стороны. Природа беснуется. Явно же скоро ливанет.

Я выглядываю, чтобы посмотреть, успею ли накрыть тентом бассейн, и застываю. Даже не моргаю. Потому что за соседним забором на лежаке, который вечно пустует, свернувшись в три погибели, лежит тело, со всех сторон утонувшее в широком худи.

— Какого… — это вырывается вместе с первым раскатом грома, после которого с неба на наш прекрасный поселок обрушивается дождь.

Это магия не иначе, потому что внизу орет таймер, а я не могу отвести взгляда. Я будто сам промокаю до нитки, и тело пробирает озноб. Меня до дрожи раздражает, что Ланская не уходит, так и лежит мертвым грузом, пока на улице льет, как из ведра. За пару минут земля обрастает лужами, озеро покрывает штормовая рябь. Все кажется размытым и серым за плотной стеной дождя.

Мне не жалко ее. Ни капли. Меня бесит ее простота и убогость. Если ее обидели телки, можно лежать под дождем и страдать, чтобы потом загреметь в больничку с воспалением легких? Тупоголовая.

Ну а что я хочу от нее после всего? После того как она в четырнадцать приперлась ко мне со своей необъятной любовью. Да, она так и сказала: «Ты мне нравишься до луны и обратно». И что мне было с ней делать? В шестнадцать. Когда за пару недель до этого я впервые переспал с девчонкой и попал в тусовку регбистов благодаря Василичу. Смотреть на нее? За ручку водить в кино? Я сводил на следующий день Марину, и ее рука благополучно побывала у меня в штанах. Парни бы засмеяли, да я сам…

Нет, она была неуместна.

Таймер по-прежнему орет, но я не двигаюсь — по фиг, плита автоматически отключится. Я сжимаю кулаки. Мне нутро рвет, потому что я думаю о словах Саввы. Думаю и блевать охота.

Отомстить Ланскому через его дочь. Если отбросить лирику, это гениально. Но если вспомнить, кого мне придется трахнуть, легкие выталкивают кислород. Я аж давлюсь, кашляю. Это, сука, нервное, и сводит меня с ума. Нет, она целка, я туда не сунусь. Есть границы для всего. Но следом я вспоминаю застывшую маску на лице мамы, у которой был вчера в гостях, и все восстает вновь.

Нет.

Софа, как ржавчина, разъедает мне мозг, но такого она не заслужила. И пока меня тут бросает из стороны в сторону, эта дура продолжает таять под дождем. Нет, она и правда будто растекается. Жутко выглядит. Серая кофта, намокнув, кажется почти черной. Лучше бы на роликах своих сраных пошла кататься и утонула где-нибудь, зачем мне мозолить глаза?

Уходи.

Проваливай, ну!

Блять.

Я натягиваю ветровку с капюшоном на голое тело и, даже не запахнувшись, лечу вниз.

Сердце коротит, кровь кипит, пульс долбит в виски. Эта убогая в своей серости картина с Ланской отбрасывает меня в прошлое.

Я ненавидел, когда мама плакала, а она часто плакала из-за отца. Когда он пропадал неделями в очередных поездках, которые по итогу оказались загулами, она могла целыми днями сидеть во дворе в любую погоду. Ей, конечно, хватало ума прятаться под навесом и притворяться, что увлечена чтением, но…

Папа ушел к маме от первой жены, когда привел в детский сад, где она работала няней, своего недоумка: я ничего против Степы не имею, но он и правда тугой, даже отцовские деньги не пристроили его в этом мире. Тогда, оставив в столице семью, папа приехал на юг, чтобы найти новых спонсоров и расширить сеть грузоперевозок, которыми занимался его портал. А затем он, чего и стоило ожидать, поступил так же с мамой — умчал в Израиль развивать бизнес, а по итогу остался там на постоянке. Оказалось, он давно летал туда, чтобы получить гражданство (моя бабуля, царство ей небесное, была наполовину еврейкой, а с таким семейным древом там осесть несложно). И зажил долго, но искренне надеюсь, что все же несчастливо, со своей моделькой, которая ему еще троих наштопала.

Я не видел его десять лет. И уже не хотел бы видеть никогда, что, кажется, у нас взаимно. Я был готов молиться на Краснова за то, что тот помог мне получить спортивную стипендию — так я сумел отказаться от подачек отца. Мама-то никогда не чуралась его денег, говорила, нужно быть умнее. Святая женщина. Я не спорил, но сам никогда их не брал. И сейчас не возьму для себя, хотя он предлагал.

Хватает того, что папаша оплачивает больничные счета. Стипендия, соцвыплаты и гонорары за соревнования, конечно же, не покрыли бы ничего. Детейлинг премиум-тачек отлично выручает с наличкой, и этого мне более чем достаточно на карманные расходы, но в общей картине того пиздеца, что творится последние месяцы, это кажется каплей в море.

Когда я распахиваю дверь, и она с порывом ветра врезается в стену дома, то забываю обо всем, что гложет. Лицо жалят хлесткие капли, тело остывает в один миг. Я и сам выдыхаю, столкнувшись с яростью природы. Ладно, не буду убивать Ланскую, пусть живет.

Насрав на обходные пути — они для слабаков, я прыгаю и цепляюсь за забор. Подтягиваюсь легко и перелетаю на другую сторону. Да у них явно давно никто не стриг траву