Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

Сердце яростно колотилось, подобно поршням ревущих моторов, от волнения потели ладони. Я перебирал пальцами по штурвалу, облизывал губы, и плечом вытирал стекающий со лба пот. Летные навыки возвращались быстро, словно еще вчера закладывал виражи на «Карибе». В груди разрасталось и клокотало предчувствие полета, предчувствие небывалой свободы. Я вырулил из ангара, плавно повернул влево и покатил по асфальту к распахнутым настежь легким воротам из рабицы, где меня ждал Андрей. Он на ходу забрался в кабину, сел рядом на место второго пилота.

- Михалыч, отпускай, беру управление на себя, - тяжело дыша, проговорил Андрей, и я почувствовал, что уже не у руля, хотя продолжал держаться за штурвал. Я повернулся, посмотрел на него: лицо, словно высечено из камня, сосредоточенное, глаза горят, ни грамма волнения и суеты, движения выверенные. Андрей уверенно поднял самолет, и на высоте в полторы тысячи положил машину в горизонт.

- Ты как, старичок? - бодро спросил Андрей, поворачиваясь на мой пристальный взгляд. Широкая улыбка растянула его обветренные губы.

- Нормально, - ответил я, помолчал и добавил, - я подумал, ты их того…, убил.

- Больно надо, я их наручниками к колонне пристегнул.

- А Шурума где встретил?

- Я с десяти его караулил, у калитки за ржавым ситроеном прятался. Мне повезло, что Шурум вышел с ключами.

- Точно, - закивал я, - Яхо бы не открыл.

Андрей широко улыбался и смотрел на меня веселым мальчишеским взглядом. В его глазах прыгали и резвились чертики. Но было в них и что-то такое темное, глубокое до чего лучше не вглядываться. Я улыбнулся в ответ, сердце немного успокоилось.

- Куда летим? - спустя минуту поинтересовался я.

- На аэродром, - все еще улыбаясь, проговорил Андрей. - Сейчас круг дадим, покажем направление на юг, а сами вернемся на «Восточный». Вчера ночью туда вещички перетащил.

- А мои таблетки? - испугался я.

- В наличие, - хмыкнул Андрей, - твой дежурный чемоданчик в целости и сохранности дожидается хозяина в укромном местечке.

Я выдохнул, про себя подумал, - « Вот, человек! Все продумает, все предусмотрит. А ему это надо? Нужны ему мои таблетки?». Вслух сказал;

- Спасибо.

Я смотрел через стекло кабины на приплюснутые квадраты домов, на блестящие от солнечных батарей крыши, на пустынные линии улиц, на плешины площадей, на зеленые кущи заполонившие кварталы и меня брала печаль. Взяв город в кольцо, разросшийся лес потихоньку его поглощал. Ему некуда торопиться, времени в его распоряжении придостаточно. Зеленая масса выползла на дороги, цепляясь за кирпичи, за водосточные трубы, подоконники, карнизы, с маниакальным упорством карабкалась вверх, к солнцу. Преодолевала метр за метром, чтобы затянуть, а затем разрушить каменного исполина.

- О чем задумался, Михалыч, - услышал бодрый голос Андрея. Он явно находился в приподнятом настроение и было от чего.

- Мертвый город, - сказал я. - Почему они так быстро улетели? Когда оно еще взорвется? Вон, приспичило - изобрели двигатели, прижало - планетолеты. Могли же что-нибудь придумать, а то бросили Землю все ровно, что ненужную вещь, словно ничего и не было, никакой истории, ни освоения, ни покорения, ни борьбы. А как же могилы предков, отчий дом?

- Понимаешь, Михалыч, - после долгой паузы заговорил Андрей, он уже не улыбался, - это как соревнования, как скачки по горящему полю. Первому свежий ветер и просторы, следующим за ним - пыль в рожу и темнота, а последним ко всему этому еще огонь пятки жжет. Ледники растаяли, затопило прибрежные районы, а это не много - немало, около семидесяти процентов населения. Экономика загнулась, жрать нечего. Заводы, фабрики стоят и никаких перспектив. Гребаных толстосумов больше ничто не держит на этой планете, тем более, что и ей скоро трындец, а там, вдали маячит новая земля, куда, в конце концов, все равно придется переселяться. И тут начинается гонка, кто первый, тот займет лучшие территории, раньше остальных начнет их осваивать, строить заводы и фабрики, следовательно, окажется в лидерах. Сможет остальным диктовать свою волю и нагибать. Если бы не потребность в рабочей силе, в армии, бюрократах, фермерах и прочих, они бы всех здесь похоронили. Это не забота о народе, как они втирали нам целыми днями, это холодный, трезвый расчет. Народ для них инструмент. А «паника» и «горячка» - главные слова во всем этом бедламе. Если кто-то вырвался вперед всем остальным непременно надо его догнать, а лучше перегнать.

Лицо Андрея стало суровым. Некоторое время он сидел, перекатывая желваками, потом продолжил.

- Иногда мне кажется хорошо, что мы остались. И если бы не Светлана с Шуриком, я бы не рыпался. Не верю я, что солнце нас изжарит. Как минимум тысячу лет еще есть в запасе.

Андрей мягко посадил самолет на потрескавшуюся, поросшую травой взлетную полосу в северной части аэродрома «Восточный». Пространство между смежными полосами превратилось в луг с высокой травой. Вдали виднелись ржавые остовы заправщиков. Как и везде, здесь царили запустение, растительный рай и неумолкающий стрекот цикад. Андрей подрулил к краю взлетки, остановился у распахнутых железных ворот со звездами, заглушив двигатели.

Мы вылезли из самолета, осмотрелись. Всюду было безлюдно и дико. Из-за бетонного забора, тонущего в траве и кустарнике, выглядывали малоэтажные постройки. Андрей двинулся по заросшей, едва угадывающейся в растительности асфальтированной дорожке в сторону отдельно стоящего одноэтажного зданию из силикатного кирпича.

Внутри было темно, пахло сыростью и краской. Под подошвами поскрипывало битое стекло и мелкие камешки. Мы прошли коридором, свернули направо, оказались в помещении со столом, приставленным к нему стулом, шкафом в углу и облупившимися стендами по стенам. Андрей распахнул шкаф, вытащил мой алюминиевый чемоданчик за тем свою черную сумку на молнии.

С вещами мы вернулись к самолету. Почему-то только сейчас я ощутил себя не то чтобы свободным, а не привязанным. Меня ничто больше не удерживало в анклаве. Как говорится, жребий брошен, мосты сожжены. Я словно стоял на вокзале с чемоданом и ждал поезда. Только чемодан и ничего больше. Как же здорово быть «голожопым нищебродом» - выраженице из арсенала молодого наркомана.

- Адьюас диас, - проговорил Андрей, обводя заросший аэродром долгим взглядом. - Закидываем шмотки и на Балтимор.

- Куда?

- Это аэродром под Воронежем. Я тебе говорил.

- Ты говорил, что вроде бы уже там побывали с Гжегошем.

-