Таня Гроттер и локон Афродиты - Дмитрий Емец

Халявий встал с колен и потянулся былочесаться под мышкой, но рука его замерла на полпути. Поняв, что блох у негобольше нет, он с чувством плюнул в раковину и, вихляя бедрами, отправился вкоридор. Под шумок супружеской встречи он надеялся позвонить знакомымманекенщицам и слинять. В коридоре под обувной полкой у него былазаблаговременно припасена золотая крышка от бачка в туалете, которую он успелспрятать туда прежде, чем ее обнаружил подозрительный братик.

Как ни крути, а это было уже кое-что игарантировало приятно проведенную неделю. Правда, потом будет трещать голова ибратик станет ругаться, но это все потом… Пока же жизнь прекрасна иудивительна.

* * *

Вечером, когда мир в семействе Дурневых былхудо-бедно восстановлен, а успешно слинявший Халявий, по-волчьи поскуливая,гонялся за хохочущими манекенщицами в одном из московских клубов, в квартире наРублевском шоссе стал подпрыгивать и завывать зудильник.

Тетя Нинель ринулась к нему, едва неспоткнувшись по пути о любимую таксу. Звонила, разумеется, любимая дочурка изТибидохса.

– Привет, мамуль! Как ваше ничего? –спросила она.

– Лучше не бывает! – бодро сказалатетя Нинель.

– Как у вас с папулей? Вижу, вы не разлейвода, не разнеси динамит? – поинтересовалась Пипа.

– Так и есть!

Тетя Нинель, успевшая отведать магическойхворостины, обняла супруга так крепко, что у него перехватило дыхание, а лицоиз желтого стало багровым.

– Ах, какая она хорошенькая! Правда,Герман? – шепнула она мужу, любуясь румяным лицом дочери, которое едвапомещалось на миске зудильника.

– А то! Согласись, цвет лица у нее мой! Инос тоже! И глаза! – самодовольно сказал Дурнев.

Супруга покосилась на своего зеленоватого итощего мужа с большим сомнением, однако возражать не стала. Стимуляцияотеческих чувств, как известно, первое правило дальновидного материнства.

– Она вылитая ты, дорогой! Я всегда этоговорила! – проворковала она.

– Мамуль, алло! Ты меня слышишь? А я вМагфорд еду, к Пупперчику!.. – сообщила

Пипа. – Скоро уже! И Бульон со мной! ИГроттерша, кстати, для ровного счета!

Дядя Герман заметался:

– А виза? А разрешение родителей? Магфорд– это Англия все-таки! – возмутился он.

Пипа хихикнула:

– Да какая, пап, виза? Ты чего, опух?Лопухоиды со своими бумажонками пусть почешутся!.. С нами Гоярын. Гробулькаговорит: горе тому истребителю, который попытается нас истребить.

– Хм, этот гражданин Гробулько поретчушь. Так ему и передайте! Я наведу справки! Гробулько – это фамилия? –спросил Дурнев.

Пипа с сочувствием посмотрела на него.Все-таки старость не радость, а сплошной восторг.

– Пап, не зуди в зудильник! Дай мамулю! Яей буду всякие вещи заказывать! Магфорд должен увидеть меня во всей красе! Аты, папуля, иди в другую комнату! Я буду всякие секретики женские говорить,которые тебе слышать нельзя!

Дядя Герман убито вздохнул и передал зудильниктете Нинели. Он успел уже убедиться, что дочь выросла и перечить ей теперь также сложно, как играть в «Кыш с дороги, противный!» с паровозом.

Примерно с неделю щучка-внучка плескалась вванне у Дурневых, угрожая, ругаясь и мешая осуществлению процедур личнойгигиены. Нельзя было ни душ принять, ни побриться, ни просто даже почиститьзубы. Характер у щуки окончательно испортился. Исполнять новые желания онанаотрез отказывалась и согласна была только сделать секир-башку, причем всемсразу и бесплатно. Телепортировать себя самостоятельно щука была не способна,несмотря на более чем внушительный магический потенциал. Вода в ванне застояласьи пованивала болотом.

Под конец щука совсем было от тоски всплылабрюхом кверху. И вот однажды поздним вечером Дурнев осторожно зачерпнул ее впластмассовое ведро и, трусцой пробежав с полкилометра, выпустил в Москву-рекув районе Крылатского.

О дальнейшей судьбе щуки мне лично ничего неизвестно, разве что в тех краях стали происходить более чем странные вещи. Кпримеру, один туповатый охранник бензоколонки, чем-то смахивающий на Гуню,внезапно женился на дочери нефтяного магната. Разумеется, это могло произойти исамо собой, но многие знающие люди утверждали, что незадолго до началасвадебной церемонии в лимузин жениха и невесты был погружен громоздкий,странной формы предмет, весьма похожий на огромный, заключенный в ящикаквариум.

– Добрый день, господа студенты! Рада,что все пришли на экзамен. Буду также рада, если все с него уйдут, причем неногами вперед… Спокойно, Тузиков! Нашатырь у меня на столе!.. – суровосказала доцент Горгонова, обводя взглядом класс. – Сегодняшний экзаменбудет необычным. Вам не придется тянуть билеты, равно как и не придетсяотвечать. Шпорами и другими заготовками вы также не сумеете воспользоваться…Напрасно ты надел под рубашку панцирь, Гломов. Нет, нет, пускай остается! Неустраивай здесь стриптиз! Ягун тоже может остаться в своей жилетке противсглазов… Все равно не поможет!

Медузия Горгонова достала из-под стола черныйчемодан и водрузила его на стол. Все уставились на металлические полосы срунами. Полосы, выкованные в кузнях титанов из отличной стали, были промятывнутрь, так что казалось – внутри чемодана абсолютная сосущая пустота.

– Начнем прямо сейчас! В этом чемоданенаходится редкое потустороннее существо! Нечто такое, о чем большинство из васедва ли слышало. Да-да, Шурасик, не надо улыбок! Поверь, в чемодане совсем нето, о чем ты подумал. Не призрак пустот египетских пирамид, который высасываеттела грабителей и превращает их в охранные мумии. Ведь у тебя возникла именноэта мысль, когда ты увидел руны и согнутые полосы? – усмехнулась Медузия.

Шурасик, помедлив, кивнул. Волосы доцентаГоргоновой насмешливо зашипели.

– Итак, пятикурсники! – продолжалаМедузия. – Сейчас я уйду, закрыв за собой дверь, и сяду в коридоре настуле. Со мной любезно согласился поскучать Поклеп Поклепыч. Ровно через триминуты после моего ухода чемодан откроется… Аудиторию покидать нельзя. Тот извас, кто слабовольно выскочит в коридор ко мне и Поклепу Поклепычу – а дверьзаговаривать я не стану,– будет считаться провалившим экзамен. Ваша задача –суметь продержаться в аудитории шестьдесят минут. Узнать о том, что ониистекли, вы сможете по песочным часам. Вопросы есть?

– Есть! А на помощь нам с Ванечкой зватьможно? – деловито поинтересовалась Лиза Зализина.