📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаКарфаген должен быть разрушен - Александр Немировский

Карфаген должен быть разрушен - Александр Немировский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 68
Перейти на страницу:

— Нет ли воловьих шкур на продажу?

— Есть одна…

— За сколько отдашь?

Вилик[37]поскреб затылок.

— Два денария.

Цена была выше, чем на других виллах. Но Андриск не стал торговаться, надеясь, что уступчивость поможет вызвать вилика на разговор.

— Согласен! — проговорил он. — Тащи!

— Сначала задаток… Денарий.

— Какой задаток? — удивленно протянул Андриск. — Деньги за шкуру.

Жестами он показал операцию обмена. Вилик помотал головой.

— Шкуру обработать надо. Ты пока в соседнюю виллу отправляйся. Нечего здесь маячить. Завтра приезжай.

С этими словами он протянул ладонь. Андриск швырнул денарий.

— Послушай! — внезапно спросил он. — Ведь это вилла Порция Катона?

— Ну да…

— А нет ли среди рабов Исомаха, эпирца?

— Такого нет.

— Но я знаю, что он на вилле твоего господина! — с отчаянием воскликнул Андриск.

— А ты думаешь, у Катона одна вилла?

Вилик повернулся и, покачиваясь из стороны в сторону, зашагал к видневшемуся вдали хлеву. На его поясе позвякивали ключи.

ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ

Публий в назначенный день явился вместе с Теренцием и миловидным юношей своих лет Гаем Лелием — сыном самого близкого друга Сципиона Африканского, сопровождавшего его во всех походах. «Сам выбор друга, — подумал Полибий, — свидетельство того, что сын Эмилия Павла желает подражать Сципиону».

Двое в тогах и двое в хитонах. Два римлянина и два чужестранца. Но если кто-нибудь взглянул бы на них со стороны, он мог подумать, что находится не в Риме, а в Афинах. Чистая эллинская речь, да и разговор не о войнах, не о доходах, а об искусстве.

— Философия! — с горечью произнес Публий. — Какие у нас философы! Простонародью и смысл этого слова непонятен. Я слышал, как философом обозвали чужестранца-гадателя, вытянувшего у простаков пару ассов.

— А что сказать о живописи! — подхватил Лелий. — Когда поэту Гнею Невию надо было рассказать об эллинском художнике Феодоте, прибывшем в Рим, он не отыскал в нашем языке слова «кисть».

— Как же он вышел из положения? — спросил Полибий.

— А вот так! — воскликнул Лелий и, вскочив, продекламировал:

Грек Феодот в храме римском

Бычьим хвостом малевал

на доске резвящихся

ларвов!

— Вот и хорошо, когда в городе все первое, — сказал Полибий. — Первая библиотека. Первый астроном…

— Его отправили послом в Сирию, — вставил Лелий.

— Первые базилики[38]. Первый портик[39], — продолжал Полибий. — Первый перевод Гомера.

— И очень неуклюжий! — вставил Публий.

— Мне трудно судить, — сказал Полибий. — Но важно, что положено начало. Первые переложения на латынь комедий Менандра Плавтом.

— Великолепным Плавтом! — подхватил Теренций. — Какой живой и сочный язык! Где он подслушал эти слова, эти поговорки, бьющие наповал?!

Публий пожал плечами:

— В гавани, где он, до того как стать драматургом, таскал мешки с зерном. Нет, я не отказываю Плавту в таланте. Но он слишком простонароден. Мне по душе твои комедии, Теренций. Они не только развлекают, но и учат. Сколько прошло веков с тех пор, как смертные взялись впервые за стиль и тростник. Но ведь никто до тебя не сказал: «У книг свои судьбы, и зависят они от читателей».

— Я имел в виду и слушателей, — пояснил Теренций, — они, как я мог убедиться, бегут от моих постановок к ателланам.

— Ателланы не в Риме начались, — успокаивающе произнес Лелий. — К ним, насколько мне известно, привыкали полвека. И гладиаторские игры, от которых наша чернь без ума, появились в Риме лишь сто лет назад[40]и мало кого поначалу привлекали.

— Ты хочешь сказать, что к моим комедиям могут привыкнуть через пятьдесят — сто лет. Но ведь я человек, и мне не чуждо ничто человеческое[41].

В таблине появился Исомах с подносом и стал расставлять блюда.

— За этим столом, — сказал Публий, — когда в доме еще жил отец, не было свободных мест. А теперь их пять.

— Я знаю, как заполнить одно из них, — сказал Лелий. — Пригласим Пакувия.

— Прекрасная мысль! — согласился Публий. — Наш Пакувий — образованный человек и владеет эллинской речью. К тому же он племянник Энния. Перечисляя первых, Полибий с полным правом мог бы назвать и его.

— Да! Да! — согласился Полибий. — Это мое упущение. Энний — первый римский эпический поэт. А племянник унаследовал дар дядюшки?

— Он пишет маленькие пьесы. Мы, римляне, называем их претекстами. Героем одной из них стал мой отец.

— Итак, нас будет пятеро, — сказал Лелий. — Пять пальцев уже кулак. А ведь Энний и Гней Невий действовали в одиночку. Им было тяжелее.

— Еще бы! — воскликнул Публий. — Невия за стихи, высмеивающие Метеллов, бросили в тюрьму, а потом выслали из Рима.

— Разве это возможно? — удивился Теренций. — За стихи в тюрьму?

— Невий был чужестранцем, — пояснил Левий, — так же как Энний и переводчик Гомера Ливий Андроник. Все те, о ком наш друг Полибий сказал как о первых, не были коренными римлянами.

— Но теперь другое время, — продолжал Публий. — Рим повернулся лицом к Элладе и хочет дополнить свою мощь величием ее наук и искусств. Надо ему помочь. Давайте заключим дружеское соглашение во имя торжества муз.

— Прекрасно сказано! — воскликнул Теренций. — Ведь союзы заключают ради войны, и еще не было союза для распространения знаний и искусства.

НА ВИЛЛЕ

Возница еще не успел остановить коней, как из ворот выскочил вилик. Глаза его испуганно бегали.

«Видно, я тебя поймал, вор», — подумал Катон.

Вилик подскочил к коляске и, отворив дверцу, хотел помочь господину сойти. Но тот, брезгливо оттолкнув руку, спустился сам и первым вошел в ворота. По дорожке, мощенной кирпичной крошкой, он направился прямиком к приземистому зданию.

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?