Спецназовец. За безупречную службу - Андрей Воронин

— Это они так говорят, — не оборачиваясь, вставил колдующий у плиты Якушев.

— И я не вижу оснований им не верить, — сказал Ростислав Гаврилович. — Место там не особенно бойкое — прямо скажем, не Ницца, — изба была старая, обыкновенный пятистенок, и ушла за три тысячи зеленых американских рублей, чему имеется документальное подтверждение. Сопоставь половину этой суммы с такими фигурами, как директор работающего на оборонный комплекс предприятия и генерал ФСБ, и что останется от твоей «корыстной» версии?

— Пшик, — честно признал Юрий. — Погодите, вы сказали: оборонный комплекс?

— Не забегай вперед, — проворчал Алексеев. — Экий ты, право, прыткий… Так вот, несмотря на доказанную несостоятельность таких правдоподобных версий, как корыстные побуждения и месть, я продолжал подозревать Горчакова. К этому имелись основания — правда, только косвенные. Наш человек отыскал на штрафной стоянке разбитую машину Камышева и внимательно ее осмотрел. Досталось ей, спора нет, крепко, внутри были следы крови, но, по словам агента, чтобы погибнуть при такой аварии, надо было родиться очень уж невезучим. Тормозная система разобрана буквально по винтику — в процессе экспертизы, как ты понимаешь, — половина деталей исчезла без следа. В числе прочего испарились и тормозные шланги…

— Которые являются наиболее уязвимой частью поименованной системы, — подсказал Юрий. — Да, выглядит поганенько. И никакой определенности: может, их изъяли, чтобы скрыть надрез, а может, просто прикарманили.

— Вот то-то и оно. Поэтому я и решил повнимательнее присмотреться к этому Горчакову — в конце концов, он, единственный во всем городе, имел отличную возможность спокойно, не торопясь, поковыряться в тормозах камышевского джипа — машина-то стояла в его гараже!

— И? — спросил Юрий, ставя перед генералом курящуюся ароматным паром чашку.

Забыв о своем недавнем категорическом отказе от кофе, Ростислав Гаврилович взял чашку, понюхал, подул на нее, а затем шумно, с видимым удовольствием отхлебнул.

— Да ничего, — сказал он, утирая губы салфеткой. — Я же говорю, забудь. Просто, присматриваясь к Горчакову, я мимоходом присмотрелся и к возглавляемому им заводу.

— Оборонный комплекс, — с понимающим видом кивнул Якушев, ставя на стол вторую чашку и присаживаясь напротив генерала.

— Дело даже не в этом, — сказал тот. — Выиграть тендер на разработку какой-нибудь электронной козявки, которую потом впаяют в танковый прицел или в подштанники с электроподогревом для высшего командного состава, в наше время теоретически может любая шарашка. Дело, брат, в том, что «Точмаш» — предприятие с историей, и тем, чем занимаются сейчас, там занимались еще при Хрущеве.

— Да ладно! — не поверил Юрий. — В такой-то дыре?!

— Если мне не изменяет память, атомную бомбу собирали тоже не в Кремлевском Дворце съездов, и Гагарин не с Красной площади стартовал. Дыра дыре рознь, да и секретность соблюсти в таком населенном пункте, согласись, легче. Стоит себе радиозаводик, выпускает какие-то приемники и портативные радиотелефоны. Радиотелефоны, ясно, не для широких масс — в тогдашние-то времена! — а для армии, отсюда, стало быть, и секретность… В общем, все шито-крыто, как это было заведено в Союзе.

— А на самом деле?

— А на самом деле, сынок, люди там работали очень серьезные, настоящий цвет отечественной науки, и занимались они очень и очень серьезными проектами, сплошь и рядом совершенно секретными. Ну а потом началось: Горбачев, перестройка, путч, развал Союза, лихие девяностые… В те годы, считай, вся оборонка, чтобы не загнуться с голодухи, перешла на изготовление утюгов и кастрюль. Помнишь это импортное словечко — «конверсия»? Анекдотов на эту тему ходила масса, и я как ветеран компетентных органов могу с полной ответственностью тебе заявить, что добрая половина этих анекдотов изначально таковыми вовсе не являлась.

— Как, собственно, и любых других, — поддакнул поверх чашки Якушев.

— Возможно. Даже, пожалуй, наверняка. Люди иногда такое учудят, что никакому писателю-сатирику и за год не придумать. В общем, всесоюзное НПО «Гранат», структурным подразделением которого являлся «Точмаш» с филиалом в Мокшанске, развалилось, заказов не стало, и мокшанский заводик пытался выжить, как все. Какая-то умная голова разработала дизайн и конструкцию ширпотребовского радиоприемника, наладили массовый выпуск… Приемники, к слову, были очень неплохие, знающие люди, по слухам, до сих пор за ними охотятся: предприятие-то оборонное, так что ловили эти машинки все подряд, на любых волнах и в любых диапазонах, не то что нынешние бормоталки. Хочешь — «Голос Америки» слушай, а хочешь — о чем корабли в океане морзянкой перестукиваются… А в тогдашние времена тотального дефицита приемники эти расхватывали, как горячие пирожки в вокзальном буфете. Но это к делу не относится, выжили и выжили — не растащили оборудование по домам, не распродали, сохранили все до последнего мотка проволоки, честь им за это и хвала.

— Да, — сказал Якушев, — удивительно. Прямо сказка какая-то…

— Сказка, — со странной интонацией повторил генерал. — Да нет, сынок, не сказка. Просто объект был режимный, а тогдашний начальник режима — или, как нынче выражаются, шеф секьюрити, — оказался мужиком въедливым, старой закалки, с принципами. А главное, с головой: понял, что под шумок на барахолку может перекочевать не только ценное оборудование, но и кое-какие разработки, которые способны существенно повлиять на обороноспособность страны. Тогда это мало кого волновало — даже в Кремле и на Лубянке, не говоря уже о Мокшанске, — но, как говорится, не перевелись еще богатыри на земле русской: человек, о котором я тебе толкую, запер спецчасть на три замка, положил ключи в карман и объявил во всеуслышание: дудки! Только через мой труп. Идите, говорит, пока суд да дело, конверсией своей занимайтесь. И табельный «парабеллум» в руке.

— Они и пошли, — догадался Якушев.

— А то как же! Интеллигентные ведь люди, инженеры-электроники, не десантура какая-нибудь — куда им против «парабеллума»?

— Наш человек, — одобрил поведение незнакомого ему начальника режима Якушев. — Жив он, не знаете?

— Умер два месяца назад в районном доме престарелых, — сообщил генерал Алексеев. — Там, у себя… Но встретиться я с ним успел…

— Встретиться? Вы?

— Ну да. — Темные очки по-прежнему скрывали глаза генерала, но Юрию почему-то показалось, что Ростислав Гаврилович смущенно отвел взгляд. — Видишь ли, эта история меня как-то заинтересовала, что ли… К тому времени я уже понял, что подозрения в адрес Горчакова безосновательны, но… А черт, что я перед тобой оправдываюсь! Имею я право на простое человеческое любопытство или нет?

— Конечно, имеете, — кротко подтвердил Юрий. — Только мне почему-то всегда казалось, что простое человеческое любопытство в сфере секретных военных разработок называется как-то иначе, намного короче, а главное, точнее… Слово забыл, иностранное какое-то — часом, не шпионаж?

— Идиот, — тоном констатации произнес генерал.