Я - вор в законе. Большой шмон - Евгений Сухов

Филат кивнул и опрокинул стаканчик в глотку, крякнул и заел хрустящим огурцом. С наступлением сумерек еще больше похолодало, от стояния на вышке ноги у обоих стали подстывать, так что «сугрев» пришелся очень кстати.

— Кайзер теперь точно будет форсировать созыв большого схода, — продолжал Варяг, следом за Филатом оприходовав очередной стаканчик. — Потому что если он действительно работал на гэбэ, то его старые хозяева об этом наверняка помнят. И ему напомнят. Если уже не напомнили. Ему, кровь из носу, надо завладеть общаком. Только ни гэбэ, ни Кайзер не знают одного нюанса. Я когда общаковские миллиарды перебросил с Багам в свой банк, я все коды доступа завязал на себя… Раньше ими для безопасности владели порознь мои бухгалтера, и на этом я и погорел: коды доступа стали известны чужим людям, и общак, как ты помнишь, увели… Но теперь такого уже не случится. Все коды и пароли вот здесь. — Варяг приложил руку ко лбу. — Но после той облавы, что на меня устроили в сентябре, я уж засомневался, достаточно ли этого. Знаешь, Филат, все под Богом ходим… В общем, я застраховался на самый крайний случай. Соберет Кайзер сходняк — хрен с ним, пусть собирает, удастся мне на этот сходняк попасть — не знаю, но одно ясно: общак не должен перейти в их грязные лапы. Так что на случай моей смерти — реальной, а не инсценированной, как сейчас, — я предусмотрел душеприказчика…

— И кто же он? — невольно вырвалось у Филата.

— Ты, брат! Не удивляйся. Ты. Эти коды и пароли запечатаны в конвертике, который хранится в депозитарии одной солидной нотариальной конторы за границей. Через полгода после моей смерти, то есть когда факт смерти будет юридически установлен, к тебе, Филат, придет вызов от этого нотариуса, и ты поедешь туда, и там в твоем присутствии и в присутствии моего доверенного человека… Ты в свое время узнаешь, кто он… Так вот, в вашем присутствии этот конверт вскроют, ты сможешь активизировать коды доступа — ну, а дальше сам решишь, как поступить с общаком.

Варяг замолчал и огляделся. Плотные сумерки упали на лес, и с охотничьей вышки уже не были видны даже темные малинники на противоположной стороне поляны.

— И еще. Сержант, конечно, мужик энергичный, и на него я могу положиться во многих вещах. Но пока я тут таюсь и прикидываюсь жмуриком, мне нужен еще надежный помощник, потому как в одиночку Степа с моими заданиями не справится. Требуется надежный человек, но не из московских, потому что за московскими сейчас наверняка плотный пригляд. Сможешь кого-то из своих прислать, но такого, кого я хорошо знаю?

Филат задумался.

— Если хочешь, чтобы тебя покойником считали, лучше, конечно, не из моей бригады. Те трое ребят, с которыми я сюда приехал, даже не в курсах, с кем я тут встречаюсь… Слушай! — воскликнул Филат с воодушевлением. — А помнишь того парня, с которым ты Сашку Шрама пас?

— Гепард? Ну как же, помню: классный парень! С Гепардом меня свел один верный человек… — сразу помрачнел Варяг, вспомнив отца Потапа, отшельника с глухого североуральского хутора, который четыре года назад дал ему приют после побега из лагеря особого режима. — Гепард — как раз то, что нужно. Этот мне будет в масть! Присылай Гепарда — тем более что для него работенку я уже накумекал…

Они неспешно продолжали беседу еще с полчасика, но скоро на лес упала кромешная тьма и с нею ударил легкий морозец, так что дольше оставаться на охотничьей вышке стало совсем уж невтерпеж, несмотря на согревающее действие можжевеловки. Оба слезли с вышки, и Варяг громко свистнул два раза, подавая старику егерю условный сигнал. Минут через десять вдалеке послышался заливистый лай·

— Ну, брат, давай, я двинусь, — заторопился Варяг — Мне пехом через лес топать пять километров.

— Да ведь и нам столько же! А потом еще всю ночь на джипане в Питер трястись, — заметил Филат, пожав смотрящему руку. — Бывай, Варяг, за доверие спасибо… Не ожидал, по правде сказать. Мы эту курву Кайзера порвем! На большом сходе устроим ему большой шмон — он, падла, своей кровью подавится…

Варяг не стал дожидаться, когда трое быков Филата вернутся на лесную поляну в сопровождении егеря, и быстро углубился в лабиринт леса. Обратную дорогу в егерскую избушку он мог бы найти хоть с завязанными глазами.

В сильно прокуренном «Чемпионе» — самом крутом в Мурманске зале для боулинга — гульба шла с самого утра. Все шестнадцать дорожек были заняты, и толпящиеся вокруг игроков болельщики обоих полов шумно комментировали силу и точность бросков, и гулкий шум голосов нарушали раскатистые взрывы хохота да звонкие удары шаров, сбивающих белые шеренги кегель в конце промасленных треков. У самой дальней, шестнадцатой дорожки расположились шестеро крепких молодых людей в одинаковых черных спортивных костюмах «Адидас». Вернее сказать, молодыми следовало назвать пятерых из них — коротко бритых пацанов, самому старшему из которых на вид можно было дать лет двадцать пять, а самому младшему — девятнадцать. Среди них выделялся высокий крепкий мужик лет сорока с изъеденным оспой обветренным лицом, в ком угадывался вожак этой шумной стаи. Он лучше всех катал шары, неизменно сшибая зараз по восемь-девять кеглей, и, судя по тону общего разговора, пользовался у спутников уважением и авторитетом. Играли на пиво, и старший выиграл уже три кружки, которые не спеша осушил одну за другой, весело поглядывая на партнеров.

— Эй, Дятел! Подь сюда! Че ты там укромно пристроился? Иди к нам, потолкуем о серьезном! — громко обратился старший к худощавому пареньку вдвое его моложе, который стоял у барной стойки и о чем-то переговаривался с пухлой блондинкой в белом фартуке.

Дятел повернулся и скроил недовольную гримасу, но повиновался и, шепнув что-то барменше, подошел к приятелям.

— Тебе, Васька, хватит уже с девками одним языком работать, пора в ход пальчики пускать, — важно проговорил вожак, подмигнув остальным. — А самое главное, двадцать первый… Если, конечно, он у тебя уже отрос!

Пацаны в «адидасах» расхохотались от души. А Васька Дятел обиженно отрезал:

— Дык а я что делаю — вы ж меня, можно сказать, с бабы сняли!

— Что-то ты долго с ней лясы точишь, когда надо другое место натачивать! — махнул рукой цыганистого вида курчавый паренек, по кличке, естественно, Цыганок. — Это ж Дашуня Горячий Рот. Она почище твоего языком умеет крутить — так, блин, закрутит иной раз, что сам штопором завинтишься! Ну че, Дятел, хочешь, что ль, я для тебя Дашку сговорю на сегодняшний вечер? Вон, Фрол Михалыч предлагает в Сандуны ехать! Хватай свою Дашку за гудок — и айда!

Вывалившись из боулинг-клуба, компания во главе с Фролом Михалычем, в криминальных кругах Мурманска больше известного под кличкой Фрол Хохол, расселась по двум джипам и отправилась на другой конец приморского города в портовую баню, прозванную в честь знаменитых московских купален «Сандунами». «Сандуны» много лет считались неофициальной переговорной площадкой для городских и областных авторитетных людей, которые решали тут свои споры и конфликты к обоюдному интересу. Редко когда сходки в «Сандунах» завершались поножовщиной иди перестрелкой: сюда съезжались те, кто заранее хотел уладить разногласия миром. А если такового желания хотя бы у одной из конфликтующих сторон не возникало, то предпочитали и вовсе здесь не показываться, дабы не осквернять чистый кафель душевых и мраморные бортики бассейнов воровской кровью…