Высшая раса - Дмитрий Казаков

– Вы даже не опоздали, – с мягкой улыбкой проговорил пожилой мужчина, чьи глаза, казалось, светились в полумраке. Одет он был просто, в гражданское, но чувствовалось, что именно он здесь главный, а не кто-либо из офицеров СС.

– Тогда, может быть, начнем? – спросил один из них, со знаками отличия обергруппенфюрера.[28]

– Конечно, – кивнул мужчина со светящимися глазами.

Собравшиеся, в числе девяти человек, двинулись к невысокому помосту в дальней части помещения. Пространство перед ним было застелено ковром, а на самом помосте стоял каменный куб, словно подставка подо что-то. Сверху, как стол – скатертью, он был накрыт алой парчой, на которой тусклым золотом сверкали странные символы.

Ковер, совершенно черный, оказался украшен серебряными свастиками, и каждый из присутствующих встал на колени на одном из таких символов. Тот, кто со светящимися глазами, – ближе всех к возвышению, остальные – дальше. Петру, по указке Виллигута, тоже пришлось опуститься на довольно холодный пол. Повиноваться было неприятно, но сопротивляться – глупо.

– Профессор Хильшер будет вести ритуал, обращенный к Господам Земли, – шепнул бригаденфюрер пленнику.

– Кому? – Петр изумленно взглянул на Виллигута.

– Потом объясню, – махнул тот рукой. – А сейчас – тишина!

Находящийся ближе всех к возвышению, судя по всему – Хильшер, заговорил. Произносил слова он на неведомом Петру наречии, и постепенно они слились в песню, странно мелодичную и притягательную. Она резонировала под сводами черепа, вибрацией отдавалась в каждом мускуле, заставляла сердце сбиваться с положенного ритма, а легкие – забывать о необходимости вдоха…

В один миг Петр облился вонючим потом, по телу прокатился приступ противной, холодной слабости. Он понял, или, скорее, почувствовал, что песня эта – призыв к кому-то, бесконечно далекому и могучему, неизмеримо превосходящему человека, мольба о возвращении, о даровании чего-то, чему нет названия…

Песня оборвалась, и необычные ощущения мгновенно исчезли, словно капля воды в костре. Петр глубоко вздохнул и потряс головой, а уже через несколько мгновений дивился странному переживанию, столь плохо совместимому с материалистическим мировоззрением.

Пока он приходил в себя, Хильшер вновь заговорил. Но на этот раз – на немецком, и слова его были просты и обыденны, как листья подорожника. В кратком призыве просил он Господ Земли даровать удачу арийским воинствам. С ужасом Петр понял, что выступает это самое воинство на Вену, и не далее как сегодня.

Когда молитва закончилась, Хильшер поднялся и отвесил кубическому камню поясной поклон. Вслед за ним встали и остальные, и каждый не пожалел спины перед покрытым алой скатертью булыжником.

Петр, повинуясь жестам Хильшера, тоже слегка поклонился, не отрывая глаз от камня. При движении в полумраке ему показалось, что символы, вышитые на покрывале, шевелятся, словно странные золотистые насекомые.

Из помещения он выбрался несколько взволнованным.

– Вижу, что арийский дух уже начинает пробуждаться в вас! – сказал довольно Виллигут, опять оказавшийся рядом. За спиной его вновь маячили двое автоматчиков, напоминая о том, что капитан разведки находится всё еще в плену.

– Вот уж не знаю, – хмыкнул Петр. – А что это за Господа Земли, которым вы… э-э-э… молитесь?

– Когда арийская кровь блистала чистотой, – торжественно сказал Виллигут, и лицо его стало отрешенным, – они жили среди нас и назывались богами. Но настали времена разврата и порока, чистота крови была потеряна, и Господа Земли ушли. Но вновь настанет Золотой Век, и тогда они выйдут из своих убежищ, что скрыты глубоко под землей, и будут вновь править нами!

– А что за камень, которому все кланялись? – продолжал Петр любопытствовать, поняв из вышесказанного, что недобитые эсэсовцы поклоняются каким-то странным богам, совсем не похожим на христианского или мусульманского.

– Это пьедестал под Святой Грааль, – мечтательно вздохнул бригаденфюрер, – хранившегося в замке Вевельсбург,[29]но зимой нам удалось его вывезти.

– Пьедестал подо что? – переспросил Петр.

– Под Святую Чашу, изготовленную самими богами! Из нее пили нибелунги, а последними ее хранителями были катары. – На лице Виллигута появилась удивленная усмешка. Он явно недоумевал, как собеседник может не знать столь простых вещей. – В извращенном еврейском мифе – это чаша, в которую была собрана кровь распятого Христа. А на самом деле – это символ, отвечающий психическим силам чистокровной арийской расы.

– А, понятно, – проговорил Петр без особого оптимизма. Но бригаденфюрер счел уместным развить мысль:

– Отто Ран искал Грааль еще в тридцатые годы и, говорят, – нашел. По крайней мере, исчезновение самого Рана было очень странным, и тайну его не знает никто.

– А зачем тогда этот куб? – полюбопытствовал Петр, испытывая странный интерес к идеям, излагаемым нацистом. Такой возникает, наверное, у психиатра, когда он слушает высказывания наиболее «одаренных» своих пациентов.

– Хоть сама Чаша нам и недоступна, – вполне натурально вздохнул Виллигут, – сам постамент обладает могучей магической силой. Именно он позволяет нам связываться с Господами Земли и получать от них силу.

– И вы серьезно в это верите? – Бригаденфюрер хмыкнул:

– Как же иначе? Это вы живете с плотной повязкой еврейского марксизма и атеизма на глазах и поэтому не верите в то, что есть солнце на небе.

– Ну-ну, – Петр скривился, не скрывая пренебрежения. – Ваши бредни о каких-то богах и чашах совсем не похожи на солнце!

– Это не бредни, – Виллигут демонстрировал поразительное для безумца терпение. – Наши ритуалы действуют, мир под их влиянием меняется. На сотни километров кругом все, имеющие в жилах арийскую кровь, ощущают их влияние.

– Всё равно не верю!

– Пока ваш дух не проснулся, бесполезно вас убеждать, – вздохнул Виллигут. – А сейчас вас проводят в комнату. Мне пора.

Последовал безукоризненно вежливый поклон, который Петр хмуро проигнорировал, и бригаденфюрер удалился. Пока пленника вели в отведенное ему помещение, он всё гадал и никак не мог понять, чем вызвано столь хорошее к нему отношение.

Нижняя Австрия, город Вена,

военный комиссариат Советской армии по Австрии

27 июля 1945 года, 10:55 – 11:08

– Как такое могло случиться? – Конев был разгневан. Лицо его покраснело, глаза метали молнии. Вероятно, благодаря душной предгрозовой атмосфере городского лета генерал-лейтенанту Благодатову маршал напоминал самого Громовержца, грозного Зевса.