Рискованный рейд - Анатолий Гончар

– Ваши должностные обязанности? – задал каверзный вопрос Супиков, при этом его взгляд так и светился неприкрытым торжеством, как бы говоря: вот ты и попался. Увы, этому предполагаемому торжеству сбыться было не суждено. Обладавший великолепной памятью Алексей отчеканил оные обязанности не хуже священника, читающего «Отче наш».

Полковник слегка скуксился, но не надолго. Его лицо тут же просветлело. Подобных вопросов он знал множество, вот только иногда, забыв повторить, путал деривацию с турбулентностью, но сейчас он таких мудреных вопросов задавать не собирался.

– Вот вы, – полковник поманил стоявшего в задних рядах лейтенанта (тоже уже практически старшего, но с такой же, как и у Юдина, проблемой) Шухова.

– Я? – искренне удивился лейтенант, никак не ожидавший, что его скромная персона вызовет интерес такого ба-альшого начальника.

– Да, вы. Ответьте мне на вопрос: каким образом вы будете приводить к нормальному бою оружие группы в условиях боевого выхода?

Услышавший такой вопрос Валера Шухов буквально остолбенел.

– На БЗ? – В первые мгновения он решил, что это шутка.

– Естественно. – В глазах Супикова стояла непоколебимая серьезность.

– Никак не буду, – буркнул задетый за живое Шухов.

– Не понял? – полковник нахмурился.

– Я что, похож на идиота?

– Что, не в состоянии ответить? – Полковник не стал разубеждать лейтенанта в сделанном им предположении.

– Да не буду я ничего на БЗ пристреливать! – упрямо повторил Шухов, понимавший, как, впрочем, и все остальные, абсурдность подобной ситуации.

– Товарищ подполковник, – проверяющий обратился к стоявшему рядом комбату, – у тебя все офицеры такие?

Супиков не уточнил, какие именно у него офицеры, и потому комбат только пожал плечами, а полковник, решив, что подловил спецов на незнании матчасти, начал учить стоявших перед ним младших офицеров «военному делу».

– Оружие на задании, – голос у полковника в этот момент был вполне лекторский, – к нормальному бою следует приводить следующим образом. Берешь кусок рубероида…

Стоявшие рядом офицеры скуксились, а старшего лейтенанта Юдина начал разбирать ржач. Особенно его умилило слово «берешь».

– Вам что-то кажется смешным? – грозно вопросил полковник давящегося смехом группника.

– Никак нет, товарищ полковник! Вы все очень верно излагаете, особенно про кусок рубероида; в следующий раз я обязательно так и сделаю!

Тут уж не выдержали и начали подхохатывать и все остальные находившиеся на ЦБУ разведчики. Дежурный по части старший прапорщик Косыгин, вынужденно находившийся там же, веселясь в открытую, и вовсе грыз телефонную трубку, чтобы не скатиться в ржачную истерику. Стоявший за спиной у полковника направленец совершенно недипломатично крутил пальцем у виска; комбат лыбился, понуро опустив голову. Даже майор, прибывший сопровождать начальника, невольно кусал губу, опасаясь не выдержать и расхохотаться, присоединившись к общему веселью.

Наконец до полковника дошло, что он сказал что-то не то, но никак не мог сообразить, как выйти из столь щекотливого положения с приличествующей его должности честью. Ситуацию спас звонок телефона ЗАС.

– Это меня! – уверенно заявил Супиков. И тут же, шагнув к столу дежурного, милостиво махнул рукой: – Все свободны!

Полковник улетел, даже не пожелав откушать, и специально накрытый для него стол достался офицерам управления отряда. Он вообще в дальнейшей беседе был немногословен, а его пожелания относительно того, что и как уложить в рюкзачок, в виде отложенного в памяти списка высказал в приватной беседе с комбатом все тот же малоизвестный майор. Собственно, и рюкзачок, в который следовало положить презенты, тоже входил в состав этого списка. Одним словом, Супиков улетал гордый, а майор – сгорбленный под тяжестью рюкзака, ибо в силу своей «спецназовской подлости» Викулов вкупе к приданным ништякам приказал положить в рюкзак и приличных размеров камень… Неизвестно, сам ли полковник извлек внеплановый «подарок», или обидевшийся майор доложил о выходке разведчиков своему шефу, вот только с того времени недоброжелателей у отряда слегка прибавилось.

Короче, каждый веселился, как мог.

Обиженный невниманием к своим просьбам, Сушкин не выдержал и накатал рапорт, обвинявший некоторых разведчиков в неприкрытом мародерстве. Далее шел список этих некоторых; в их число по странному стечению обстоятельств попали все группники и замкомандиры рот, к которым Сушкин обращался со своими просьбами. К ротным капитан Сушкин не обращался, и не оттого, что те несколько реже ходили на БЗ, а потому, что прекрасно понимал – ротные пошлют его сразу. Написав рапорт, Сушкин долго разглядывал ровные каллиграфические буквы своего почерка, читал и перечитывал. Перечитав в пятый раз, он поставил, как ему казалось, две недостающие запятые и на какое-то время успокоился. Раньше, до спецназа, подобное сходило ему с рук – не всегда, но часто. Посидев в задумчивости, поставил еще одну запятую. Передумал, переписал рапорт снова. Вычеркнул одну фамилию, задумался. Переписал вновь. Опять вчитался, представив мощную фигуру капитана Галушкина, вычеркнул и его. Переписал. Вчитался, зачеркнул запятую, вспомнил, что Юдин камээс по рукопашному бою, вычеркнул, переписал. Задумался. Про остальных и что у них с рукопашкой, Сушкин ничего не знал. «А что, если и они камээсы?» От подобных мыслей стало жарко.

«Надо выяснить», – решил Сушкин, сгреб и измял написанное. Стало немного легче. «Да не может такого быть, чтобы все…» – подумал и написал рапорт снова. Вышел подышать свежим воздухом и увидел, как самый мелкий из группников, Шухов, в полной экипировке, с огромным рюкзаком за плечами вползает в ворота КПП во главе своей банды. Именно банды, язык Сушкина не поворачивался сказать иначе. Одетые кто во что горазд, с перепачканными лицами, с мерзкими ухмылками взирающие на притихших у смотровой вышки бойцов комендантского взвода, они небрежно свалили с кузова убитого ими пять часов назад «чеха» и, оставив его валяться на месте, с безразличным видом зашагали дальше.

«Да ну их к черту!» – попятившись в палатку, помощник начальника ОРО схватил последний исписанный листок бумаги и быстро-быстро, непрестанно оглядываясь на входную дверь, изорвал его на мелкие кусочки. После чего, вытерев выступивший на лбу пот, сел на кровать и предался пространным рассуждениям о вселенской несправедливости. Мало того, что начальник ОРО после его работы по склейке карты местности обозвал его нехорошими словами и приказал до конца командировки ни под каким видом не попадаться ему на глаза; мало того, что комбат вместо положенных Сушкину тридцати боевых дней закрыл всего двадцать четыре, так еще и этот молокосос НИС – начальник инженерной службы лейтенант Криухишкин – обещал выставить его кровать за дверь, если тот сегодня же не сходит в баню и не постирает свое белье и прочую одежду. Правда, сразу после этого Криухишкин уехал на две недели в Ростов в командировку, и, следовательно, две недели в запасе у Сушкина были, но мысли о предстоящем возвращении здоровенного НИСа все же грызли. Хотя было за последнее время и нечто, тайно гревшее душу Сушкина и заставлявшее хоть изредка, но гордо выпячивать грудь, – за этот месяц он все выяснил и твердо знал, что корочка участника боевых действий ему обеспечена. Теперь ему бы исхитриться заполучить медальку, хоть какую, и жизнь вообще начала бы наполняться светом.