Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге - Яна Егорова

— Ела! Эльза ела пирог!

— Почему же тогда она жива?

Кари поднял свою трость и ткнул ею в сторону Хольма:

— А ты кто такой, молодой наглец, чтобы спрашивать о моей жене?! Увязался за нами и разговор подслушиваешь?! А… Я понял! Ты один из них! Из этих, в форме! Которые дальше своего носа не видят! А-ну, проваливай давай! Проваливай, я сказал!

— Полковник, прошу вас, — увидев, как разошелся Тоомас, взмолилась мадам. И тут же обратилась к старику:

— Пожалуйста, дорогой мой, вам не стоит так нервничать. Пойдемте, я провожу вас.

— Куда? А ты с ним за одно! Я знаю! Все вы здесь из одного теста деланы! Тьфу ты, черт! Теста! А ну вас к бесу!!!

Старик махнул рукой на француженку и плюнув на мостовую в сторону полковника, развернулся в сторону дома тридцать один по улице Кауплемине. Когда они остались одни, Хольм приблизился к Эрнестине Вольф.

— Я бы не советовал вам с ним связываться. Его вещи я сам занесу, назовите только номер квартиры.

— Благодарю, полковник, но я прекрасно справлюсь с этой задачей, — сказала мадам, провожая взглядом стучавшего своей клюкой по камням, сгорбленного Кари.

— Я бы на вашем месте этого не делал, госпожа Вольф.

— Почему это?

— Это же очевидно!

— Что именно? — Эрнестина подняла на руки рыжее пушистое облако.

— Очевидно, что он муж убийцы, если я правильно все понял из вашего рассказа. Две женщины были отравлены пирогом. Третья этот пирог испекла. Экспертиза показала наличие в муке яда. Какие еще вам нужны доказательства?

Мадам мило улыбнулась:

— Не настолько очевидные, полковник. Слишком много неувязок в этом деле.

— Не настолько очевидные? — брови Хольма взлетели вверх. Мужчина и женщина остановились у подъезда дома номер тридцать один. — Вы удивитесь, госпожа Вольф, но в большинстве случаев, все криминальные дела бывают более прозаическими, нежели романтическими. Не ищите в этой истории сюжет для дешевого детективного романа. Убийца поймана. Доказательства есть, а мотив, я вас уверяю, будет непременно найден. У вас, у женщин, каких только разногласий не бывает. Старые обиды, например. Или новые. Вы говорили про котов — так вот вам и повод. Все женщины держали дома домашних животных. Вполне вероятно, поспорили на этой почве, а в их возрасте уже многое возможно…

— В их возрасте? Как и в нашем с вами. Хорошо, полковник, я поняла вас. Позвольте, — мадам забрала из руки полковника пакет, принадлежавший Тоомасу, — я сама это занесу. Муж убийцы, как вы сказали, живет прямо за стеной от меня. Мне будет не сложно.

Хольм проглотил то, что хотел сказать и лишь холодно поклонился:

— Желаю вам приятного дня!

— И вам, полковник. Кикки, за мной!

Мадам Вольф, казалось, проигнорировала откровенную обиду бывшего полицейского и быстро исчезла за старой красной дверью.

На ступеньках второго этажа дома по улице Кауплемине тридцать один, прямо на древней лестнице сидела модная пожилая дама, а у ее туфель разлегся рыжий шпиц. Дама задумчиво ковыряла ногтем краску на металлических перилах и что-то негромко бормотала.

— Вот видишь, как бывает, Кикки. Ты к людям со всей душой, а они тебя взашей гонят из своей квартиры. Мужчина, тоже мне, называется!

Если бы собачка умела разговаривать по-человечески, то она, вполне вероятно, упрекнула бы свою временную хозяйку за то, что та без приглашения пыталась вломиться в дом соседа-кошатника. Где это видано, чтобы достойная женщина в годах, сама таскала сумки на этаж, а после искала аудиенции у противного старикашки, пропахшего кошачьей шерстью и кормом?!

А еще собачка посетовала бы на то, что хандрить и расстраиваться по поводу расследования лучше дома, откуда из-под двери навязчиво тянет соблазнительными ароматами еды. Та страшная женщина высокого роста, которая накануне так безжалостно таскала ее за поводок по всем улицам и не давала спокойно обнюхать каждый угол, здорово готовит. Здорово, вкусно и много.

Много всего могла бы сказать собачка, но языком она не владела, а потому просто шумно выдохнула, подняв воздухом, выскочившим из ее ноздрей, облако пыли с грязной ступеньки, которую закрыла своей пушистой шерсткой. В подъезде было тихо, за дверьми квартир с трудом можно было расслышать хоть сколько-то понятные звуки. Вот тот сосед, где-то в глубине своей квартиры, шаркает дешевыми тапками по полу, вот мяукнул один из его котов. А этот топот принадлежит высокой страшной женщине, она передвигает что-то тяжелое из угла в угол. На верхних этажах тишина, музыка не звучит, никто никуда не ходит.

Внезапно рыжая собачка резко подняла голову и навострила ушки — к дому подъехала машина. Через мгновение загудел мотор отъезжающего автомобиля, за ним грохот сотряс стены дома — старинная красная дверь какого-то века с треском ударилась о косяк. Кто-то вошел. Но вопреки ожиданию, ни мадам, ни ее рыжая напарница, не услышали стука ботинок, туфель или, на худой конец, каблуков. Как будто в дом вошло приведение, которое не могло издавать физических звуков. Обе сыщицы напряглись, но уже через несколько секунд, увидев, как к ним навстречу поднимается молодая девушка, с облегчением выдохнули.

Шагов девушки в коротком платье было не слышно от того, что свои лаковые туфли на огромной платформе и высокой шпильке, она несла в руке, а сама поднималась практически босиком, на ее стройных ножках не было ничего, кроме чулок цвета тела. Под глазами прекрасной, молодой незнакомки была размазана черная тушь. Увидев препятствие на своем пути, девушка остановилась и нехотя поздоровалась с пожилой женщиной в дорогом платье, невесть откуда взявшейся на ступеньках ее дома.

— Доброе утро. Позволите пройти?

Мадам Вольф не успела с ответом, она силилась быстро придумать что-то, чтобы остановить развязную девицу из девятой (в том, что это она не было никаких сомнений), но из-за нахлынувшего на нее разочарования по причине сплошных неудач в расследовании, не смогла этого сделать. Однако, ей повезло в этот раз. Развязная девица сделала свои собственные неутешительные выводы и с сочувствием произнесла:

— Что, день на задался с самого начала? — хмыкнула она и еще больше растерла тушь на глазах.

— Угу, — согласилась Вольф, кивнув на случай, если ее ответ не был расслышан.

Девица вдруг поднялась на несколько ступенек и бесцеремонно уселась рядом с француженкой и шпицем. Последнего она погладила по рыжей голове, а туфли поставила прямо у того перед мордочкой.

— У меня тоже, — потянув носом ровно так, когда бывает насморк, сказала соседка, проживавшая выше этажом.

Взгляд мадам Эрнестины упал на правую ногу девушки — от самой худенькой коленки до большого пальца на ноге тянулась длинная борозда, испортившая весь чулок.

— Я вижу, — притворно повторно вздохнула француженка. — Сигарету?