Старая армия - Антон Деникин

Не миновал он и Деникина. Полные лишений годы в оккупированной нацистами Франции, несбывшиеся надежды на пробуждение русского народа и на национальный переворот после победы над Германией, трагедия сотен тысяч русских, выданных «западными союзниками» на расправу большевикам или страдающих в лагерях «Ди-Пи» (displaced persons — перемещенных лиц), усилившееся советское влияние в послевоенной Европе… все это не могло не отражаться на нем: «во Франции стало душно», — скажет генерал в декабре 1945 года, объясняя свой переезд в США тем, «что русские газеты выходят там (в Париже. — А.К.) под «прямым или косвенным советским контролем» и что, следовательно, ему, Деникину, там закрыта возможность высказывать свои взгляды в печати». Лишение голоса было слишком болезненным, чтобы его можно было спокойно перенести.

«Всю жизнь я работал и работаю на пользу русского дела — когда-то оружием, ныне словом и пером — совершенно открыто», — говорит он; и последние годы жизни Антона Ивановича были наполнены чрезвычайно интенсивным литературным трудом, поглощавшим его последние силы. Плодов этого труда ему уже не суждено было увидеть: рукопись, озаглавленная Деникиным «Моя жизнь», вышла в свет посмертно… и под заголовком, гораздо более точным — «Путь русского офицера».

«Воспоминания […] обрываются на полуслове, — представлял книгу в предисловии от издательства известный юрист и социолог, профессор Н. С. Тимашев. — Но то, что написано, представляет выдающийся интерес. Написаны они опытным писателем. Уже когда генерал писал свои «Очерки Русской Смуты», он был далеко не новичком на литературном поприще. С молодых лет он принимал участие в русской военной журналистике, посвящая живые и смелые очерки русскому военному быту в мирное время, а впоследствии и боевым эпизодам, в которых ему довелось участвовать». Характеризуя автора и его произведение, Тимашев утверждал, что, «как это часто бывает, повесть о детстве и юношестве удалась генералу Деникину лучше всего. В дальнейшем, с погружением личности автора в дело, которому он, по призванию и свободному выбору, посвятил свою жизнь, она (личность. — А.К.) отступает на задний план», — но и последующим страницам автор предисловия не отказывает в выдающихся достоинствах, причем не только с точки зрения насыщенности их информацией.

«…Те страницы воспоминаний, которые воспроизводят боевые эпизоды русско-японской и германской войн, привлекут особое внимание читателя», — считает Тимашев, давая им, быть может, наивысшую оценку, какую только может дать военной литературе сугубо штатский человек: «Описание военных действий часто утомляет, потому что эти действия всегда хаотичны, а неумелое описание хаоса не оставляет в уме ничего, кроме хаоса. Но талантливый военный писатель находит путеводную нить; и вот хаос получает смысл, и увлеченный рассказом читатель испытывает особое наслаждение от проникновенья в то, что казалось сокровенным и недоступным. Таким уменьем в высокой мере владеет генерал Деникин». «Не одними нами, старыми военными, встречена эта книга с радостью и гордостью, — писал в рецензии на «Путь русского офицера» генерал М. М. Георгиевич. — Покорила она сердца и многих бывших «оппозиционеров», штатских интеллигентов, сумевших с годами «прозреть» и честно отрешиться от партийного наваждения и воздать должное пусть, может быть, и отсталому, но державшемуся Правды старому строю» («одним из этих «оппозиционеров» написано и предисловие к книге», — отмечал генерал).

Возвращаясь к содержанию воспоминаний, следует заметить, что до конца не ясен вопрос, где автор планировал поставить точку. Вдова Антона Ивановича, трогательным посвящением которой он сопроводил первые главы, начатые еще в 1944 году, впоследствии утверждала: «Закончить эту свою работу он предполагал так, чтобы «Очерки Русской Смуты» являлись ее естественным продолжением, осветив, таким образом, эпоху жизни России от 1870-х до 1920-х годов». О том же пишет и профессор Тимашев: «В книге, предлагаемой вниманию читателя, он не найдет повести о гражданской войне: смерть остановила перо автора, когда он приступил к описанию одного из славнейших эпизодов русской военной истории, брусиловского наступления 1916 г. События с 1917 по 1920 гг. описаны генералом Деникиным в хорошо известном пятитомном труде «Очерки Русской Смуты». Еще несколько глав, и автор кончил бы там, где он начал свои Очерки», — хотя и считает («вероятно»), что Антон Иванович «пошел бы и дальше и рассказал бы и о долгих годах, проведенных им в эмиграции» (возможно, Тимашев знал о готовившейся Деникиным книге «Вторая мировая война, Россия и зарубежье», неоконченная рукопись которой так и не была опубликована и хранится в Америке вместе с некоторыми другими материалами деникинского архива).

Если принять точку зрения, что воспоминания Деникина не продвинулись бы далее начала Русской Смуты, остававшийся разрыв действительно кажется незначительным, более того, в некотором смысле его можно даже считать заполненным, пусть не в развернутой, а сжатой, конспективной форме: «Путь русского офицера» обрывается накануне весенне-летней кампании 1916 года телеграммой генерала Алексеева о тяжелом положении союзников и необходимости немедленного наступления (и старый офицер-доброволец, полковник С. А. Мацылев, даже обращал внимание на это обстоятельство как на знаменательное — «как бы символизируя верность России принятым на себя перед союзниками обязательствам, часто в ущерб собственным интересам, недописанная глава кончается словами…»); но еще в 1931 году, к пятнадцатилетию прорыва австрийского фронта под Луцком, Антон Иванович опубликовал в парижской газете «Русский Инвалид» очерк «Железная дивизия в Луцком прорыве», который и можно считать связующим звеном между двумя большими работами.

Однако в тексте «Пути русского офицера» есть и указание на то, что Деникин намеревался распространить свои воспоминания на период Гражданской войны. Рассказывая о мимолетном знакомстве, в бытность свою молодым офицером, с корнетом А. С. Карницким и о встрече с ним — уже генералом — в 1919 году, когда Карницкий прибыл на Юг России как «посланец нового Польского государства», мемуарист утверждает, что донесения польского представителя внесли лепту «в предательство Вооруженных сил Юга России Пилсудским («Начальник государства» и фактический руководитель польской армии. — А.К.), заключившим тогда тайно от меня и союзных западных держав соглашение с большевиками», — и делает специальное примечание: «Об этом — будет впереди». Основываясь на нем, можно с сожалением предположить, что смерть генерала Деникина лишила историю новых глав его последней книги, в которых события Смуты, вероятно, подавались бы с позиций более личных, чем в «Очерках»…

А писать о близких или даже об одних и тех же событиях, не повторяясь, Антон Иванович умел — чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить «Старую Армию» и «Путь русского офицера». Быть может, старый воин торопился, чувствуя, что жизнь его подходит к концу, или был ограничен в объеме будущей книги условиями, поставленными издателями, но в более поздние воспоминания, несмотря на ряд текстуальных совпадений, не вошел ряд эпизодов, украшающих страницы «Старой Армии» (таким образом, для нас сохраняется самостоятельная ценность обеих книг); в свою очередь, «Путь» представляет собою повествование систематическое и наложенное на более широкую картину жизни России, — не говоря уже о его «детских» и «отроческих» главах, написанных исключительно талантливо, с неподражаемым юмором и теплотой. В сороковые годы Деникин, кроме того, назвал полностью некоторые фамилии, скрытые в «Старой Армии» за инициалами, что позволяет сегодня восстановить их при переиздании.