Дурные дороги - Эли Фрей

По макушке ударила большая капля, а через пять минут дождь превратился в хлещущий ливень. Прятаться было некуда, так что Ваня пошел к мусорной куче и вернулся с огромным куском пленки в руках. Мы сели еще теснее, почему-то я оказалась у Быка на коленях ― к огромному его удовольствию. Мы натянули пленку над головами, подлили водки в стаканчики.

Несмотря на мерзкую погоду, уходить не хотелось: на душе было легко и свободно, в объятиях Быка ― сухо и тепло. Он прислонился губами к моей щеке, его дыхание грело кожу. Я повернулась к нему, и в следующую секунду наши губы встретились. Целовался он очень нежно. Я открыла глаза, не прерывая поцелуй, посмотрела на дождевую рябь на воде и почему-то представила хмурое лицо Тошки.

Проснувшись, я долго не могла понять, где я, потом дошло: дома у Тотошки. Как я тут оказалась? В комнату вошел друг ― в одних трусах и в фартуке. В руках была большая миска с венчиком.

– Наконец-то! Вставай, помоги мне с оладушками…

Я послушно встала. На кухне я разбила в миску яйца, добавила муку, разрыхлитель и сахар. А Тотошка уже переворачивал на сковороде первую партию оладий.

– Как я к тебе пришла? Что было вчера? ― спросила я с ужасом. ― Ничего не помню. Последнее, что помню… Фу! Как я целовалась с Быком!

– Ты целовалась с Быком? ― Тошка сделал испуганные глаза и изобразил рвотный позыв.

– Это все водка. Блин, а что было потом?

– Ты позвонила и напгосилась ко мне с ночевкой. Тебя твои до подъезда пговодили.

– А мои предки в курсе?

– Ага, ты им от меня позвонила.

– Не запалили?

– Нет, у тебя голос ногмальный был. Ну, собственно, и конец.

– А где были твои родители?

– Дома. Но я у них спгосил, можно тебе остаться, и они дали добго. Только по газным комнатам. Твоя мама позвонила моей и уточнила, где ты будешь спать. ― Тошка покраснел.

Я захихикала. Родители упорно ищут в нашей дружбе какой-то подвох.

– А ты чего так смущаешься? Я что-то натворила?

Тошка нахмурился и покраснел еще сильнее.

– Да так, болтала всякие глупости.

– Какие именно?

– Что-то о своей неземной любви.

– К кому?

– Ко мне.

Тотошка выложил на тарелку оладьи. Я улыбнулась, обняла его и быстро чмокнула в щеку. Отстранившись, заметила, что теперь его волосы все в муке.

– Но ведь я и правда тебя люблю. И в этом нет ничего постыдного.

– Люблю, не люблю, ― заворчал друг. ― Завязывай уже со всеми этими девчачьими глупостями. Взбила? Давай сюда миску.

Вскоре с огромной тарелкой оладий и дымящимися кружками ароматного кофе мы отправились в Тотошкину комнату. Когда друг ушел за салфетками, я подошла к полкам с дисками и стала вытаскивать их один за другим.

– Что у тебя есть новенького посмотреть? ― крикнула я.

– Была пага свежих фильмов, глянь в когобке между полками и кговатью, ― крикнул он из коридора.

Я нашла какую-то коробку и, поставив ее на кровать, собралась открыть.

– Нет, это не та! ― в ужасе закричал Тотошка, застыв в дверном проеме.

– А что там? ― Его реакция пробудила во мне любопытство.

– Ну… пгосто не стоит смотгеть эти фильмы.

– Что там, порнушка?

Тошка подлетел ко мне, вырвал коробку из рук и куда-то унес. Я захихикала. Точно порнушка! Ха! И как только я уйду, он ее понадежнее перепрячет.

Вернувшись, друг порылся за кроватью и достал уже другую, правильную коробку. Я стала перебирать фильмы.

– Давай посмотрим этот? ― Я показала ему обложку. Он кивнул.

Мы смотрели «Братву и кольцо» ― «Властелина Колец» в переводе Гоблина, уминали оладьи и пили нереально вкусный кофе. Мы так смеялись над фильмом, что после просмотра решили разыграть особо запомнившиеся сценки. Зайдя за диван, Тошка схватился за спинку и стал изображать Пендальфа. Произнеся коронное: «Тикайте, хлопцы, I’ll be back», друг скрылся за диваном. Я каталась по полу от смеха и заставила Тошку изобразить сценку три раза подряд на бис.

Я проторчала у Тошки весь день, а когда совсем стемнело, пошла домой.

* * *

Прошло три недели с тех пор, как у меня появилась своя компания. Я гуляла то с ней, то с Тошкой, но эти две дружбы я всегда разделяла.

В один из дней Маринка сказала, что один парень зовет нас на крутую вечеринку.

– У него такой дом… Там и сауна, и бассейн, и бильярд, представляешь?

Это звучало действительно круто. Вместе с Маринкой, Алисой и Настей я побывала уже на четырех вписках, и каждый раз это были тесные убогие квартирки; большой пафосный дом ― такое в первый раз. Нужно было собираться.

Я сорвала ярлык с черной туники. Немного неудачная вышла покупка: я любила однотонные кофты, а здесь была узкая белая полоска на рукаве. Взяв черный маркер, я закрасила ее, потом ножницами сделала на рукавах надрезы. Надела кофту, просунула в отверстия большие пальцы, сверху натянула серую футболку. Мне надоело ходить раскрашенным попугаем, как Марина. Я решила выработать собственный мрачный стиль.

– Куда-то собираешься? ― Мама заглянула в комнату.

– Гулять, ― сказала я.

Мама обвела меня взглядом и сморщилась.

– Твой стиль меня убивает.

Черным карандашом я провела по векам жирную линию.

– Мне нравится моя одежда.

– Даша, тебе бы что-нибудь поярче и поженственней, юбочек всяких…

– А это что, по-твоему? ― показала я на свою юбку.

– Это не юбка, а не пойми что. Сетка рыболовная какая-то. И цвет этот ужасный…

– Я люблю серый, ― пожала я плечами.

– И какую обувь ты подберешь под этот наряд? Опять свои утюги? Спаришься в них. Может, босоножки, которые мы купили на лето? Ты их еще ни разу не надела. Они тебе подойдут: изящные, на небольшом каблуке… Ножки твои будут хорошо в них смотреться.

– Ма-а-ам! ― Я скривилась, как после съеденного лимона. ― Какие босоножки, когда есть камелоты?

– Ох и тяжело с тобой, Дашка. ― Мама устало вздохнула. ― Все девочки как девочки, мягкие, ласковые, а моя колючая, как ежик.