Согдиана - Явдат Ильясов

— К дайву Бесса! — сказали жители одного селения. — Пусть иранец убирается в свою страну.

Дайв — это злой дух, в в существование которого свято верит любой перс. Сатрап едва не заплакал от обиды.

— Пусть Бесс отправится на тот свет за своим родичем Дариавушем! посоветовали жители другого селения.

— Наплевать нам на таких повелителей, — заявили жители третьего селения. — Мы, бактрийцы, сами управимся с делами Бактрианы…

А жители четвертого селения ничего не говорили, зато угостили пришельцев тучей стрел и убили восьмерых дахов.

После безуспешных попыток устроиться на отдых в хижинах земледельцев отряд набрел не чей-то обширный сад. Мстя селянам за испытанные унижения, персы срубили десятки абрикосов, слив, черешен и разожгли дымные костры.

Спантамано лежал на своем пятнистом плаще у огня и тянул вполголоса песню о горшке, разбившемся на три куска. Бесс, опустив голову на руки, неподвижно сидел по другую сторону костра. Он чувствовал лютую ненависть к Спантамано. Между поведением согдийца и тех, кто так подло поступил с Бессом сегодня, прослеживалась прямая связь, и не будь вокруг Спантамано его верных сородичей, ахеменид не медля набросился бы с ножом на хитроумного потомка Сиавахша. Для того ли уничтожил Бесс своего двоюродного брата Дариавуша, чтобы вот этот синеглазый юнец помешал ему сделаться владыкой Персиды? А что Спантамано пытается мешать Бессу, не увидит разве только слепой. О! Чует сердце Бесса — съест его отпрыск древних царей. Склонить дахов на расправу с зловредным согдийцем? Вот было бы прекрасно! Но разве можно довериться бродягам Черных Песков? Служат они Бессу, а слушают проклятого Спантамано, потому что он для них свой, тогда как Бесс — чужак, перс, а мало ли зла натерпелись дахи от персидских завоевателей?

Сознание собственного бессилия угнетало Бесса. Обуреваемый противоречивыми чувствами, но вынужденный держать себя в руках, он молчал, окаменев от горя.

На рассвете Бесс послал в Бактру гонца и велел остальным воинам собираться в путь. Плохо выспавшиеся, бледные, с измятыми, отекшими лицами и взлохмаченными волосами, с руками, в которые въелась копоть от сырых дров, в отсыревшей за ночь одежде персы, согдийцы и дахи угрюмо и нехотя убирали снаряжение, надевали на коней войлочные попоны и затягивали широкие подпруги.

После скудного завтрака, состоявшего из испеченных в золе пресных лепешек, отряд направился к Бактре. Чем ближе к городу подъезжали всадники, тем оживленней становилось на дороге. Крестьяне везли на осликах снопы сухой прошлогодней люцерны. Скрипели огромные колеса повозок, нагруженных мешками с пшеницей. Степенно вышагивали двугорбые верблюды кочевников.

Никто не обращал внимания на отряд Бесса. Война началась давно. Первые ополчения, возвратившиеся с запада, народ встречал с любопытством. Воинов окружали густой толпой и долго расспрашивали о боях с Искендером. Было много разговоров, догадок и пересудов. Однако война затянулась, и все привыкли к ней, как бы ни приходилось тяжело. Нужно было жить и добывать хлеб, и люди, примирившись с тем, что посылает бог, вернулись к повседневным делам. Если прежде за воином, раненным в битве под Иссой, ходила с утра до ночи толпа зевак, то теперь его просто никто не замечал. Тем более, что мужчин, раненных в разных битвах, стало куда больше, чем здоровых.

К вечеру отряд Бесса, сделав двойной переход, достиг пригородов Бактры. Сначала попадались серые кварталы и ромбы вспаханных полей с редкими шелковицами на межах, потом пошли густые сады. У обочин дороги уже поднимались глинобитные ограды крестьянских усадеб. Затем стали встречаться дома кожевников, гончаров и кузнецов, выселившихся за город из-за тесноты. Наконец Бесс добрался до Западных Ворот старой Бактры. Город стоял на холме и был обнесен высокой стеной из крупных сырцовых кирпичей. Вправо и влево от ворот тянулись ряды узких стреловидных бойниц. На прямоугольных башнях расхаживала стража.

Бесса ждали. Едва отряд показался на узкой улице, навстречу ему из широко распахнутых ворот выехала толпа бородатых всадников в просторных узорчатых одеждах и полосатых головных повязках. Гулко загрохотал барабан, заревели, как буйволы, огромные медные трубы, затрепетал, забился тонкий голос зурны. Спантамано прикусил губу. Зато лицо Бесса сияло от удовольствия. В толпе встречающих не было ни одного бактрийца. В городе скопилось около пяти тысяч персов, бежавших от македонцев на восток. Узнав от гонца о приезде Бесса, они возликовали и поспешили навстречу. Их дни проходили в спорах и раздорах, никто не знал, как быть, что делать, ибо им не хватало предводителя. И вот предводитель явился.

Отряды остановились. Седой перс из встречающих медленно сошел с коня и затопал к Бессу. Не дойдя до него трех шагов, он упал на дорогу и приложился губами к земле. Бесс преобразился. Глаза его гордо блеснули. Он опять стал ахеменидом Бессом, сатрапом Бактры и Согдианы, и теперь никто не спрашивал, кто он такой.

Старик достал из-за спины мех с вином, до краев наполнил темной влагой золотую чашу и преподнес ее правой рукой Бессу, приложив при этом левую руку к сердцу. Бесс раздвинул обветренные губы в суровой улыбке, принял чашу на обе ладони и поднес ко рту. Он пил жадно, но не торопился, с достоинством смакуя терпкое вино. Осушив чашу до дна, он намочил в оставшейся капле указательный палец и провел на своем лбу влажную розовую полоску. Из грубых глоток персидских воителей грянул боевой клич.

Седой иранец взял Бессова коня под уздцы и повел его за собой. Бесс Сутулился и выгибал длинную шею, как снежный сип. Персы расступились, пропустив своего повелителя и его спутников иранцев вперед, затем сомкнулись позади них тесной толпой, ощетинившейся копьями, и последовали за сатрапом в город.

Спантамано не трогался с места. Согдийцы и дахи остались возле потомка Сиавахша. Казалось, Бесс забыл о своем соратнике. Но, как понимал Спантамано, это только казалось. У Бесса что-то на уме, его надо опасаться.

— Горшок измучила тоска, разбился он на три куска, — сказал Спантамано и обернулся к воинам. — Видели? Когда в зарослях случится пожар и звери спасаются от огня, волк и олень бегут рядом. И никто никого не трогает. Но пожар кончился, и волк опять точит зубы на оленя. Поняли вы меня?

— Да.

— Вы, дахи, куда пойдете?

Дахи уже в пути переговорили между собой. Служба у Бесса, которого не пускали на ночлег даже в собственной вотчине, обещала дахам мало хорошего. Лучше поступить под начало Спантамано: его, как они убедились, сам Бесс боится. Поэтому старейшины дахов ответили без колебания:

— Мы с тобой, о Святой Смысл!

Имя Спантамано означало "святой смысл". Потомок Сиавахша удовлетворенно кивнул головой и покосился на худого, бледного перса, оставшегося у ворот, — того самого перса, который присутствовал при убийстве Дария. Опустив голову, он печально глядел куда-то в пустоту.

— Датафарн! — позвал его Спантамано. Тот очнулся. — Ты почему остался здесь?

— А куда мне? — Датафарн грустно улыбнулся.