Двойной горизонт - Андрей Земляной

– А ну как не сладится у них? – не сдавался урядник.

– А не сладится, так будем биться. – Дубыня вздохнул. – Кровушки уж, верно, больше польём, так на то и воины, чтобы кровью мать сыру землю кропить да в неё ложиться.

– А верно говорят, что княжич в бою лют? – с жадным интересом спросил командир гренадёров.

– Не. – Антип усмехнулся и, подхватив котёл, осторожно снял его с огня и отставил в сторону – остывать. – Врут. Не лют он совсем. Вот ты видел, чтобы косарь лютовал с косой на поле? Вот и княжич. Он разумник, каких мало. У такового человека никогда злость вперёд головы править не будет. Я за его спиной стоял, когда он турок клал сотнями. В той бойне их тысячи четыре уложили, и две, а то и три – княжича работа. Пуля из скорострела, что он придумал и сделал, двоих-троих насквозь прошивала, руки-ноги отрывала, а коли в голову какая попала, так и голова сразу долой. Не чисто, конечно, как сабелькой, но тоже неплохо. – Антип тихо, почти беззвучно, рассмеялся. – И я те так скажу. Вот сколько новиков ни видал, так они с первого трупа ну самое первое так зеленеют, словно трава, а то и харч метать принимаются. Но княжич не таков. Он все время переживал, знаешь за что? Что огневого припаса у него не хватит на всех, хоть и запас словно на год. А когда один на дороге остался, а нас с лекарками прогнал в крепость, так я и вовсе не чаял живым увидеть. На верную смерть ведь шёл соколик. Да вот только Мару он ублажил полной чашей. Чуть не с полсотни башибузуков там оставил, да их главаря Исмаил-пашу вдобавок. А сам ну как с поля учебного вышел. Запыхался немного, чутка помят, но без единой царапины. А лицо у Горыни, ну как у нашего кузнеца деревенского Вакулы. Тот тоже вечно недоволен был работой своей. Всё мелкие огрехи находил.

В этот момент над крышей особняка полыхнуло радугой, и дом словно вздрогнул, окутавшись светло-розовым сиянием, и вокруг разлился звон, словно чья-то рука коснулась хрустальных колокольцев.

– Ну, похоже, сладилось у них. – Капитан довольно потёр ладони. – Эх, будет теперь дело! Ну, разливайте, что ли? А то похладим сбитень, какой тогда с него жар?

Благословение Круга оказалось весьма красочным зрелищем. Жёны, вышедшие поутру следующего дня на Сапун-гору, встали кольцом вокруг сложенной на вершине пятигранной пирамиды из белого камня и, возложив руки на её стороны, запели заклинание. От него облако свечения, появившееся над верхушкой пирамиды, начало разрастаться и, переливаясь всеми цветами радуги, накрывать словно купол сначала гору, затем её подножие, пока не растянулось на всю территорию от Балаклавы до Бельбека, накрыв весь город и извилистую словно фьорд Севастопольскую бухту. Сам Горыня ничего не почувствовал, но видя, как на глазах подтягиваются и словно молодеют Багратион и Тотлебен, счёл дело стоящим того безумного марафона страсти, который ему устроили жёны в ночь примирения.

Вражеская армада уже грузилась на баржи и корабли, поэтому все средства усиления, включая воздушные силы, были сконцентрированы в Тавриде, включая воздушного гиганта – дирижабль «Гнев Перуна».

Длинный, больше трёхсот метров, воздухолёт имел плоскую верхнюю площадку и выпускающий ангар для самолётов, позволяя одновременно опускать самолёты вниз, на рабочую палубу, для обслуживания и поднимать для старта подготовленные машины.

Всего на «Перуне» базировалось тридцать самолётов, а ещё тридцать располагалось на земле, в районе Симферополя, под охраной Терской казачьей бригады.

Именно он и приданная авиагруппа в составе двадцати дирижаблей вышла на перехват армады кораблей, что грузилась десантом в порту Констанцы.

По прямой от Симферополя до Констанцы было немногим более четырёхсот пятидесяти вёрст, и воздушная группа преодолела это расстояние всего за пять часов, идя экономичным ходом в восемьдесят вёрст в час.

Атаковали Констанцу на рассвете, когда корабли и баржи с уже погруженными войсками кучно стояли на рейде и у причалов. Первыми с высоты в тысячу сажен прошлись дирижабли-бомбардировщики, сбрасывая на порт и город десятки тонн двухкилограммовых осколочных и зажигательных бомб, отчего в городе с преимущественно деревянной застройкой воцарился настоящий ад. Порту и припортовой акватории тоже досталось, но корабли, стоявшие на рейде, были атакованы штурмовиками, которых вёл лично полковник Степанян. Маги, приписанные к кораблям, ничего не могли сделать против быстрых и относительно малоразмерных целей, и очень быстро море украсилось живописными кострами из горящих кораблей и немногочисленными шлюпками со спасшимися матросами и солдатами. К огромному сожалению Горыни, флагманского корабля эскадры Веллингтона и ядра его флота в Констанце не оказалось, но и так удар по войскам Священного Союза оказался впечатляющим. Армия, предназначенная для высадки в Тавриде, фактически перестала существовать.

Герцог Веллингтон, гостивший в это время у падишаха Порты – Абдул-Меджида, получил сообщение о разгроме Констанцы за завтраком, что конечно же совсем не улучшило его аппетит. Правда, остальные сообщения, которые начали поступать одно за другим, вообще вызвали у него изжогу и нервный тик, появившийся после ранения в Индии. Порт и город фактически перестали существовать, так как дно перед Констанцей было густо завалено останками кораблей, а сам город превратился в пепелище. Погибло больше пятисот тысяч солдат, собранных по всей Европе, около ста кораблей и без счёта вспомогательных судов. Правда, в распоряжении герцога ещё оставался весь Средиземноморский флот Её Величества и отборные британские войска. Но было их не так что бы много, поскольку предполагалось вводить в бой вторым эшелоном, по мере того как будут выбивать ветеранские части русских.