Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

завел мотор на полную мощность. В портовом бассейне на уровне церкви Сан-Джорджо Маджоре военный корабль, ощетинившийся серыми пушками, выставил десант моряков в белоснежной форме на расстоянии нескольких кабельтовых от «Роберта Брюса». Черная яхта лорда Килренена готовилась к отплытию.

Морозини помахал ему рукой и направил лодку к герцогскому дворцу, который в лучах переменчивого солнца был похож на огромную розовую вышивку, отороченную белым кружевом. Радуясь, сам не зная почему, Альдо закрепил свою лодку, прыгнул на причал, не забыв поправить узел галстука, сердечно поздоровался с прокурором Спинелли, разговаривавшим с каким-то человеком у колонны церкви Сан-Теодоро, улыбнулся хорошенькой женщине в платье небесно-голубого цвета и пошел через Пьяццетту.

Тучи белых голубей кружили над площадью, прежде чем сесть на блестящий после недавнего дождя мрамор, и Альдо позволил себе остановиться на секунду, чтобы посмотреть на голубей. Он любил полуденное время, когда в центре города все приходило в движение. В этот час перед собором Святого Марка, его золотыми куполами и бронзовыми конями Венеция принимала в своей «большой гостиной» на плитах, разукрашенных белым орнаментом, иностранных гостей и верных поклонников, кружащихся в непрерывном карнавале, что ежедневно возрождался в полдень и на закате солнца. В эти часы кафе на площади заполняли шумные посетители, замолкавшие ненадолго, когда большой колокол, установленный на башне часов, под ударами молотков двух бронзовых мавров начинал бить, отсчитывая время на светящихся часах Венеции.

Морозини прекрасно знал, что его окликнут раз пять или шесть, когда он будет проходить мимо знаменитого ресторана «Флориан», но он не намерен был останавливаться, потому что договорился пообедать с одним венгерским клиентом в «Пильзене» и не любил приходить вторым, если приглашал кого-то.

И тут он выругался про себя, ибо сегодня судьба явно не благоволила ему и все шло к тому, что он опоздает: под застывшими взглядами зевак к нему направлялось необыкновенное видение. Та женщина, что приближалась к Морозини, была последней догарессой[14], некоронованной королевой Венеции и бесспорно ее единственной в своем роде чародейкой – навстречу ему медленно, как привидение, плыла маркиза Казати, она была величественна, донельзя театральна и бледна как смерть в своей бархатной мантии пурпурного цвета. Перед ней вышагивал паж в костюме того же цвета, который держал на поводке, прикрепленном к золотому ошейнику, усыпанному рубинами, черную пантеру, слишком апатичную, чтобы заподозрить, что ее накачали наркотиками. На некотором расстоянии от маркизы с видом жертвы шла какая – то женщина.

При встрече с Луизой Казати надо было быть готовым к тому, что цвет ее волос изменился с тех пор, как вы ее видели в последний раз. Казалось, все оттенки радуги были в распоряжении их владелицы, и в этот день из-под шляпки с перьями огненного цвета выбивались ослепительно рыжие волосы. Очень высокая, с мертвенно-бледным лицом, на котором прежде всего выделялись огромные черные глаза, увеличенные еще больше с помощью макияжа, и ртом, напоминающим свежую рану, Казати шла вперед походкой королевы, прижимая к груди охапку черных ирисов. При виде ее люди застывали, словно столкнувшись с маской Медузы или даже Смерти – а маркиза не отказывала себе в удовольствии время от времени воскрешать какие-нибудь мрачные ритуалы и изображать что-нибудь устрашающее, – но она почти не обращала внимания на произведенное впечатление. Заулыбавшись вдруг, она подошла к Морозини, который уже склонился перед ней, протянула ему царственную руку, отягощенную кольцом, которое могло бы подойти даже для церемонии восшествия на папский престол, затем, нацелив на Морозини свой монокль, усыпанный бриллиантами, воскликнула голосом, напоминающим звучание виолончели:

– Дорогой Альдо! Как я рада видеть вас, несмотря на то что мое приглашение прийти ко мне на бал сегодня вечером осталось без ответа. Думаю, здесь нет вашей вины: пригласительные билеты были разосланы совершенно не так, как следовало... Но вам-то это ни к чему, я, разумеется, рассчитываю на вас...

Она его почти не спрашивала. Казати редко задавала вопросы и, как правило, не дожидалась ответов. Она жила на Большом канале во дворце из мрамора, порфира и лазурита, которому грозило разрушение, но он был романтично задрапирован плющом и глициниями. Это была Каза Дарио, где маркиза оборудовала грандиозные гостиные. Она жила там среди дорогих вещей, мехов и золотой посуды, в окружении огромных черных слуг, которых одевала соответственно своему вкусу в костюмы восточных принцев и рабов. Праздники, что она здесь устраивала, были ошеломляющими, однако на Морозини их оригинальность не всегда производила приятное впечатление. Таким, например, был тот памятный вечер когда гостям, подплывшим на гондоле, пришлось проходить между двумя вполне живыми тиграми внушительных размеров, а далее приглашенные замечали, что статуи с факелами, расставленные вдоль лестницы, – это молодые, почти совсем обнаженные гондольеры, выкрашенные золотой краской, от чего один из них умер той же ночью.

Эта трагедия лишь усилила зловещую окраску легенды о Казати, распространявшейся все шире с тех пор, как для танцев двухсот своих гостей она арендовала всю Пьяццетту и доступ туда простым смертным был закрыт. Казати велела окружить площадь кордоном слуг в ярко-красных набедренных повязках, связанных друг с другом золотистыми цепями. Разумеется, не было такой эксцентрической выходки, которую немедленно не приписали бы ей. Ходили даже слухи, что в своем французском имении Везине, точнее, в очаровательном Розовом дворце, который она купила у Робера де Монтескье, Казати разводила змей. Что, кстати, было истинной правдой.

Морозини, не слишком жаждавший присутствовать на этом балу, ответил, что он занят. Чернильного цвета брови тут же подскочили вверх.

– Неужели вы настолько увлеклись торговлей, что забыли: от мгновения вечности, которое можно пережить у меня, не отказываются?

– Нет, конечно, – пробормотал Морозини, которого начинали раздражать напоминания об этикете. – Но, увы, магазин предъявляет свои требования. Поэтому я уезжаю сегодня вечером в Женеву, где собираюсь заключить крупную сделку, и потому заслуживаю прощения.

– Ничего подобного! Достаточно позвонить по телефону и сказать, что вы подхватили грипп. Швейцарцы страшно боятся заразы, и уехать можно будет позже. Ну, пожалуйста, не заставляйте больше просить вас!.. Особенно если вы хотите узнать новости о женщине, которую очень любили.

В сердце у Альдо что-то дрогнуло.

– Я любил разных...

– Но эту больше, чем других. Во всяком случае, вся Венеция так считала...

Озадаченный Морозини не знал, что отвечать. И только подруга маркизы, разыгрывающая из себя «жертву», избавила его от затруднения, выступив вперед и заявив с легким нетерпением:

– Не пора ли, Луиза, представить меня этому господину? Я не люблю, когда обо мне забывают...

– Это и в самом деле непростительно, мадам, – заметил Альдо с