В класс пришел приемный ребенок - Людмила Петрановская

Для Натальи наступил период мучительного страха: она ждала, что «сейчас начнется». Но то, что начиналось, как-то сразу и заканчивалось. Когда Тимур по своему обыкновению не захотел вставать в строй, Анна Сергеевна сама взяла его за руку, а потом незаметно вложила ее в руку какой-то девочки, а сама отошла. Тимур пошел в строю. Когда он вспылил и попробовал дать волю кулакам, она взяла его за плечи и твердо сказала: «Теперь ты в нашем классе, а у нас тут дети не дерутся. И ты тоже не будешь». Тимур возмущенно дернул плечом, но драку прекратил. Вдруг оказалось, что Тимур очень хорошо рисует лошадей – Анна Сергеевна увидела рисунок в альбоме и предложила повесить на стенд в классе, рядом с другими детскими работами. Наталья с трудом заставила себя пойти на первое родительское собрание, но оказалось, что там не обсуждали, кто из детей плохо себя вел, а планировали весенние экскурсии и решали, как починить шкафчики в раздевалке. Кажется, начиналась нормальная жизнь.

У Тимура появились друзья, он стал ходить в секцию ушу, где учился владеть своим телом и своими эмоциями. Пытался пойти еще в художественную школу, но оказалось, что ему нравится рисовать только лошадей, а кувшин с яблоком – не нравится, так что тут ничего не вышло. Зато к настоящим лошадям его иногда берут с собой студенческие друзья Натальи – они заядлые лошадники и не мыслят выходных без поездки верхом. Говорят, общение с лошадьми благотворно сказывается на здоровье, есть даже такой метод лечения – иппотерапия. Наверно, и правда помогает, по крайней мере у Тимура тик почти совсем прошел.

Наталья еще встречалась со мной пару раз, уже по конкретным вопросам – Тимур не очень-то любил делать уроки, боялся темноты. В общем, нормальные детские проблемы, такие и у родных детей встречаются сплошь и рядом. Тяжелых срывов больше не было, хотя, конечно, Тимур и дрался порой, и не слушался, и с мамой скандалил – но все это в пределах нормы.

Спустя два года, забирая сына из школы, Наталья вдруг увидела, как он бежит по коридору, а какой-то мальчишка постарше ставит ему подножку и кричит то самое слово, с которого когда-то все началось: «черно. пый». Она замерла. Но Тимур, хоть и споткнулся, удержал равновесие, повел своей красивой восточной бровью, бросил через плечо: «Придурок!» и радостно заулыбался навстречу маме.

Не скажу, что мне за них совсем спокойно. К сожалению, с нетерпимостью к непохожим, к другим в нашем обществе все обстоит довольно грустно. И у детей, и у взрослых. У Тимура впереди подростковый возраст, когда особо болезненно реагируют на отвержение. Анны Сергеевны на будущий год с ребятами не будет, к маме в 12–13 лет за помощью и подавно не обращаются. Но будем надеяться, он справится.

Насте было всего два года, когда ее мама попала в тюрьму за хранение наркотиков, и девочка оказалась в детском доме. Через несколько лет мама вышла на свободу, хотела вернуть дочь, но в органах опеки ей написали длинный список того, что она для этого должна сделать: ремонт в квартире, устроиться на работу, собрать множество справок… Не дойдя и до середины списка, Настина мама опять оказалась в тюрьме. А девочка росла на государственном попечении, переходя последовательно по цепочке: дом ребенка – дошкольный детский дом – интернат для детей-сирот 7-го вида. Родная мама за эти годы, видимо, совсем опустилась, судьбой ребенка не интересовалась, и надежды на то, что она сможет воспитывать Настю, не осталось. Девочке исполнилось девять лет, и ей нашли приемную семью – Настя отправилась жить к Елене с Виктором.

Настя была девчонкой очень симпатичной: живая, веселая, ладная фигурка, шапка пепельных кудрей, яркая улыбка. Но до тех пор, пока она не начинала говорить. Тут впечатление резко менялось: грубый голос, резкий тон, речь обильно сдобрена ругательствами. С другими детьми она тоже часто бывала грубой – могла ударить, обозвать, силой отнять то, что ей понадобилась, и не проявляла никакого сожаления, даже если обиженный горько плакал. Но Елену вначале это не испугало: она и сама была в детстве не сахар.

Начав жить в семье, Настя пошла в обычную школу, в обычный класс – коррекционного рядом не было. Учеба давалась ей с большим трудом, но девочке так нравилась новая жизнь и особенно новая мама, что ради Елены она готова была горы свернуть. Новая мама очень переживала из-за учебы, ведь ей казалось, что самое важное – дать ребенку приличное образование. Настя героически грызла гранит науки, пытаясь выбраться из сплошных «двоек» хотя бы на «тройки», а изредка получала и «четверки». Мешал очень узкий кругозор, бедный словарный запас, девочка не понимала половины слов в учебниках, будь то упражнение по русскому языку или рассказ о Москве. Не понимая, пыталась зубрить, злилась, швыряла учебник, но кое-как все же продвигалась. Если Елена могла посидеть с девочкой за уроками, дело шло гораздо веселее – она терпеливо объясняла Насте незнакомые слова, подбадривала, хвалила. Учительница относилась с пониманием, терпеливо, но сдержанно, поблажек не делала. К счастью, благодаря природной жизнерадостности Настя не слишком расстраивалась из-за плохих оценок. Промучившись два часа над домашним заданием, она тут же стряхивала с себя все заботы и бежала гулять или болтала с Еленой на кухне, помогая ей готовить ужин.

Отношения с Виктором складывались труднее. Он был не против приемного ребенка, но и не очень хотел этого – у него самого были дети от первого брака и даже один внук, на приемную дочку он согласился, уступив уговорам Елены. В принципе его вполне устраивала жизнь вдвоем: Елена была хорошей хозяйкой, они много путешествовали, ездили к друзьям на дачу, вечерами смотрели фильмы. Теперь вечерами Елена была занята с Настей, к друзьям они не выбирались – Елене хотелось, чтобы девочка хоть немного пообвыкла, прежде чем выходить «в свет». Также удерживало от этого опасение, что ее ужасные манеры могут вызвать неприязнь. Виктор очень ценил порядок – когда они жили вдвоем, все вещи лежали на своих местах, в доме было чисто. Теперь повсюду валялись Настины заколки, фломастеры, а то и колготки. Например, Настя ела яблоко на диване, потом «на минутку» клала огрызок на журнальный столик и тут же забывала о нем, а Виктор, придя вечером с работы и направившись к любимому месту в гостиной, обнаруживал там свинарник. Он пытался девочку воспитывать, долго и подробно объясняя, что она сделала не так и как она должна себя вести. Настя, просто не понимая половину из того, что он говорит, кивала с виноватым видом, а после нотации лучезарно улыбалась. Виктор злился, говорил, что она «издевается», тогда Настя уже всерьез обижалась и огрызалась, порой довольно грубо. Но в присутствии Елены оба старались сдерживаться и просто поменьше общаться, все стычки происходили за ее спиной.

Прошло около двух лет. Настя сильно изменилась, выросла, стала более мягкой и контактной. Несмотря на напряженные отношения с Виктором, она отзывалась о нем хорошо и, казалось, вовсе не переживала из-за его скрытой неприязни – ей было вполне достаточно, что ее любит мама. Между тем к пятому классу ситуация в школе стала совсем тяжелой. Настя, которая еще как-то справлялась с учебой в начальной школе, при одной постоянной учительнице и небольшом количестве предметов, в пятом классе совсем растерялась. Кроме того, возросла сложность программы, а отставание у Насти было значительное, ее способности оставляли желать лучшего, она быстро достигла предела своих возможностей и явно перестала справляться с нагрузкой. И началось: она забывала записать задание, не успевала сделать уроки, начала халтурить, списывать, врать – то тетрадь дома забыла, то дневник потеряла, то болела. Раньше она ходила в школу, может, и не очень охотно, но без капризов, а теперь по утрам упрашивала маму оставить ее дома, потому что у нее болит горло, живот, кашель и т. д. Елену бесило ее вранье, сама человек щепетильно честный, она просто терялась, когда ребенок врал ей в лицо, причем даже не смущаясь от того, что обман очевиден. Она пыталась поговорить с девочкой, объясняла, что лучше горькая правда, что она не будет ее ругать за «двойки», только пусть Настя не врет. Та обещала, но по-прежнему в сложных ситуациях обманывала и не краснела. Дело осложнялось тем, что в классе дважды менялся классный руководитель, и Елена даже не успевала с ним толком познакомиться, поэтому информацию приходилось получать только из дневника и из Настиных малодостоверных рассказов.